Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев Страница 26
Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев читать онлайн бесплатно
Вот в таком примерно стиле вся переписка. Один, Курбский, оправдывает своё бегство во вражеский стан; второй, государь Российский — свою жестокость и отъявленное скоморошество, но избегает в них разговора о главном. Воспроизводить все их послания (тем более что они неоднократно издавались в полных списках) в кратком биографическом очерке вряд ли целесообразно, но проанализировать содержание этой переписки, её особенности можно. Вроде бы сокровенное в тех посланиях, а приглядишься — похвальные слова о себе и хула на другого. Не гнушаются даже вымыслами. О главном же противоречии, как я уже сказал, ни слова, только иногда намёки проскальзывают.
В России той эпохи противостояли друг другу два религиозных и философских течения. Одно, вдохновителем которого принято считать Иосифа Волоцкого, являлось проводником византийских взглядов на самодержавную власть государя; второе — защищало старый образ правления, свободно-договорной с удельными князьями, и опиралось на идеологию заволжских старцев. Иван Грозный был борцом за централизованное государство, за единовластие, то есть образа правления вполне прогрессивного для того времени. Впрочем, не только для того времени, но и для сегодняшнего — Иван Васильевич наследовал свою власть от деда и отца и старался сообщить ей новую силу, хотя в той борьбе доходил до опьянения и даже до безумства.
Курбский же был ярым сторонником добровольно-договорного порядка, который многие века терзал Россию междоусобной борьбой и изжил себя полностью. Поэтому считать Курбского либералом, борцом за демократические идеалы, как это делают иные биографы князя, можно лишь с определённой натяжкой.
В посланиях ни тот ни другой не высказывают чётко и своих взглядов на устройство лучшего общежития, более ладной формы правления в соответствии с требованиями времени. Что сдерживало их, знали только они сами.
В Польше князь Андрей Михайлович Курбский прожил девятнадцать лет, о которых осталось свидетельств больше, чем о делах князя в бытность его на родине. Отзывы об его жизни в эмиграции почти не разнятся: он не любил Польши, хлеб которой ел. Только иногда проскальзывает причина той нелюбви: Курбский стоял за православие, не приемля католичества. В этом была его трагедия. А ещё в том, что ему не особенно доверяли. Его советы как воеводы брались под подозрение, и он со скандалом ушёл из воеводства, принялся за самообразование (много свободного времени и наличие средств на безбедное существование позволяли это делать) и литературную деятельность, если так можно выразиться. Кроме трёх посланий Ивану Грозному, он написал «Историю о великом князе Московском». Он начал было перевод с латыни на славянорусский творений Иоанна Златоуста и даже послал первые свои опыты князю Острожскому, как православному, но каково же было возмущение Курбского, когда он узнал, что тот перевёл результаты его кропотливого труда на «варварский» польский язык. Возник скандал, переросший в публичную полемику, в которой Курбский яростно нападал на католицизм, в пылу, к примеру, иезуитов называл волками, которых пустили в овчарню.
К слову сказать, семья князя, не попавшая в опалу Ивана Грозного, была отпущена в Польшу вслед за князем, приняла католичество, и Андрей Курбский, нападая на католиков, жил с женой католичкой в согласии и любви.
В завершение, для лучшего понимания личности князя Андрея Курбского, упомянем о том, как управлял он дарованными ему Сигизмундом землями. Сказать, как барин, значит, ничего не сказать. На него поступало в Сейм множество жалоб из подвластных ему земель, и Сейм признавал их справедливыми, но Курбский на решения, осуждающие его жестокость, реагировал своеобразно: наиболее активных жалобщиков он помещал в небольшой водоём с множеством пиявок.
Закончить же очерк хочется словами К. Валишевского, весьма, на мой взгляд, честного и вдумчивого историка:
«В борьбе между старым и новым порядком Курбский был самым блестящим защитником прошлого. Но признать его героем или мучеником нельзя».
Малюта Скуратов-Бельский Григорий Лукьянович (?—1573). Думный дворянин. Приближённый Ивана IV, глава опричного террора. Участник убийства Владимира Старицкого, митрополита Филиппа и многих других. В 1570 году руководил казнями в Новгородском походе. Так пишет об этом человеке «Малый энциклопедический словарь».
Когда после смерти любимой жены Ивана Грозного новые его любимцы тайно собрались, чтобы решить, как отвлечь царя от тоски по покойнице, Малюта Скуратов, соглашаясь со всеми предложениями, добавил всё же, что это — полумера, нужно, мол, женить царя на угодной для них избраннице. Не сказал лишь Григорий Лукьянович о том, кого он имел на примете, хотя сам уже продумал каждый шаг своих дальнейших действий.
Дело в том, что несколько недель тому назад в Москву прибыл знатный владетельный черкесский князь Темгрюк с просьбой принять его в подданство Российскому государю. С собой он привёз красавицу дочь, тайно надеясь обвенчать её с каким-либо знатным придворным, близким к царю.
Переговоры с князем Иван Грозный поручил Малюте Скуратову.
Стремительно приблизился к трону Малюта после того расчётливого действия, какое предпринял он во время болезни Ивана Васильевича Грозного: Скуратов организовал присягу дворян царевичу Дмитрию, но главное — привёл к присяге ратников царёва полка. Отблагодарил государь старательность Малюты Скуратова знатным чином думного дворянина.
Велика ли корысть в сём почёте? Нет, конечно, если сидеть на Думе, рта не раскрывая. Но и слово на Думе, хотя и важное, не выделит в особый разряд: мало ли умных говорунов среди бояр и дьяков? Важно иное: слово непременно должно быть в угоду государю, в угоду его настроению. Только и этого мало. Советы, сказанные лично царю и ему в усладу, — вот верный ход приближения к трону. А путь к нему один: сплотиться нескольким дворянам из избранной по предложению Алексея Адашева тысячи для государевой службы в Кремле да и окружить трон.
Удалось Малюте Скуратову сбить стаю из тех, кому дай палец, они тут же отхватят всю руку, и вскоре Иван Грозный полностью доверился новому советнику, постепенно становившемуся любимцем царя. Ему был поручен не только пригляд за боярами, князьями и даже за митрополитом, но также сыск и казнь обвинённых.
Шагу не делал Малюта Скуратов, не разобравшись с истинным желанием государя, а определив его, действовал дерзко, безжалостно. Первыми жертвами его наушничества стали Сильвестр, братья Адашевы, их родственники, их друзья и единомышленники.
Угодил единовластцу. Весьма угодил. И ещё плотнее прилип к трону, обскакал на вороных даже Басмановых, отца и сына, безусловно, понимая, каких нажил себе врагов. Но наличие врагов — это даже хорошо. Чувство постоянной опасности не позволит поддаться беспечности. Это — как на охоте, когда ни на секунду нельзя отвлечься от главного, ради чего у тебя в руках сулица.
Вот и теперь Малюте для воплощения задуманного следует терпеливо ждать случая, чтобы сказать нужное слово в самый подходящий момент.
События разворачивались так: при каждой встрече — Малюта Скуратов специально затягивал переговоры с князем Темгрюком, проявляя при этом великую почтительность, часто приглашая князя к себе в дом, пока ещё не дворец, но довольно просторный и велелепный — Темгрюк всякий раз брал с собой свою дочь. Она и впрямь была красавицей: смоляные волосы, то заплетённые в тугую косу, то распущенные, мягкой бармицей спадающие на плечики, обрамляли нежной румяности лицо, такое уютное, будто великий мастер точил его в минуты вдохновения, особенно старательно вырезая губы, в меру пухлые и в меру алые. Стан её сравним был разве с грациозным станом горной козочки, а походку девица имела частошажную. Однако за всей этой благостной ладностью виделся не ангельский характер. Настроение красавицы могло меняться вдруг, по пустяковому поводу, и тогда движения её становились порывистыми, тонкие брови то сходились к переносице, то взмывали вверх, а карие очи швыряли всего на какой-то миг колючие, если не сказать злобные, искры.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments