Морские титаны - Александр Калантаев Страница 26

В контексте событий, происшедших сразу после Русско- японской войны, публицист И. Бунич (редкий для нашего времени англофил) пишет, подводя итоги не только самого конфликта, но и целой эпохи в кораблестроении: «Класс эскадренных броненосцев окончательно вымирал. Однако смерть всего старого и рождение нового происходит в муках. В огненном вихре Русско–японской войны, поглотившем весь боеспособный русский флот (кроме Черноморского), англичане увидели новый класс корабля, а сами русские увидели только то, что их корабли никуда не годятся». О флоте России мы еще поговорим, а вот на том, что увидели англичане, стоит остановиться подробнее.

Так уж традиционно повелось в литературе, посвященной кораблю Его Величества «Дредноуту», что его появление неразрывно связывали с обобщенным опытом Русско–японской войны, англо–германским военно–морским соперничеством и, разумеется, гениальным предвидением адмирала и Первого Морского Лорда, сэра Джона Арбутнота Фишера.

Конечно, все не так однозначно, и история корабля, вооруженного значительным количеством тяжелых орудий, — так называемая концепция «oil big gun» («все пушки большие»), — началась задолго до конфликта на Дальнем Востоке и реализации планов германского императора Вильгельма II оспорить у англичан скипетр властелинов морей.

Острое желание найти выход из тупика, в котором оказалась вся тактика и стратегия морской войны в конце XIX века, послужило катализатором новых поисков и идей. Научнотехнический прогресс способствовал развитию морских технологий, намного опережая костное, заиндевевшее мышление адмиралов, водивших эскадры в бой и продолжавших мыслить категориями далекого прошлого. Адмирал Нельсон, разбивший франко–испанский флот в 1805 году у мыса Трафальгар, был образчиком для всех последующих поколений морских офицеров, как и тактика времен Крымской войны 1854 — 1856 годов, когда броня держала удар любого снаряда, а пар начал вытеснять паруса. И если в кораблестроении ясно обозначился технологический прорыв, то в адмиралтействах царил полный «мозговой штиль».

Когда в 1866 году произошло знаменитое сражение между флотами Австрии и Италии у острова Лисса в Средиземном море, это сразу же вызвало широкий резонанс и в политических, и в военных кругах. Флоты двух противоборствующих сторон были молоды и, разумеется, не отличались такой боевой мощью, как тот же британский или французский. Однако в условиях отсутствия тактических инноваций их опыт восприняли как откровение свыше.

Австрийский адмирал Тегетгоф, буквально возродивший флот своей империи из металлолома, атаковал броненосцы своего итальянского оппонента — адмирала Персано, решив окончательно покончить с противником на Средиземноморском театре.

Так, 20 июня 1866 года началось первое, после Трафальгара, крупнейшее морское сражение XIX века. Тегетгофу, сразу перехватившему инициативу, стоит посочувствовать — бой случился в эпоху, когда броня была непроницаема для снарядов, и жалкие попытки броненосцев решить спор с помощью артиллерийского огня приводили лишь к невообразимому грохоту и незначительным потерям в личном составе. Грохот и в самом деле стоял неимоверный, но результат нулевой. Поняв, что шансов потопить противника и хоть что‑то изменить в этой битве мало, Тегетгоф, скорее от отчаяния, превращает сражение в свалку и своим флагманским броненосцем «Фердинанд Макс» таранит борт итальянского корабля «Ре д’Италия». Штевень австрийского броненосца сделал пробоину в 16 квадратных метров, и, как только «Фердинанд Макс» дал задний ход, в нее хлынули сотни тонн воды. Ошалевшие итальянцы едва успели покинуть свой обреченный корабль, затонувший через три минуты. После катастрофы адмирал Персано ретировался со всей своей эскадрой, удрученный таким «варварским» способом ведения морской войны.

Теперь, с легкой руки отчаянного австрийца, любой, даже небольшой, военный корабль оснащался специальным шпироном — тараном Флоты некоторых государств даже обзавелись специальными таранными судами, чей шпирон выдавался вперед на 2— 3 метра. Англичане и здесь оказались новаторами, построив уникальный корабль — «Полифемус». Названный именем мифического циклопа, ослепленного Одиссеем, этот «плавающий таран» снабдили скорострельными пушками и парой торпедных аппаратов. По замыслу создателей, «Полифемус», разметав из орудий вражеских канониров, окончательно добьет противника, вонзив в его борт свой бивень. Таран у «циклопа» был выдающийся — 3,5 метра!

Восхищенные американцы, увидев «Полифемуса», похоже, окончательно утратили здравый смысл. В 1893 году флот США обзавелся собственным «технологическим чудом». Судно- таран «Катадин» обшили броней, но не вооружили совсем! Однако подобная тактика означала скорее регресс, больше напоминая эпоху греко–персидских морских битв IV века до нашей эры. Теорий по этому поводу (таран как средство достижения победы над противником) выпустили много, но без реальной пользы. При всей своей радикальности, подобный метод ведения боя напрочь перечеркивал возможности артиллерии и сводился, в реальности, к абордажной сватке. Да и таранить противника — дело весьма опасное для атакующего корабля. Не всегда могло повезти так, как Тагетгофу у Лиссы. Понимали это все, и поэтому более таран в морских сражениях не применялся. Чаще от случайных столкновений со шпироном гибли гражданские суда и корабли собственного флота. Проблема к концу XIX века стала настолько злободневной, что российский вице–адмирал Макаров предложил одевать на корабельный бивень особые «колпачки».

Вопрос об уничтожении противника, недосягаемого для артиллерии вследствии мощного бронирования, оставался открытым до тех пор, пока не произошли кардинальные изменения в способе плавления стали и улучшении ее прочности путем различных добавок. Новаторами здесь выступили англичанин Гарвей и немец Крупп, чей металл в последней четверти XIX столетия не имел конкурентов. Значительный прогресс произошел и в производстве нарезной артиллерии большого калибра. Заметно возросла дальность и скорострельность пушек. Твердосплавному снаряду придавали теперь коническую форму, и вероятность пробития толстой брони существенно возрастала. Важнейшим фактором становилась скорость снаряда. На полигонах ведущих морских держав — Великобритании, Франции, России, Германии — шли непрерывные испытания самых различных артиллерийских систем Бронеплиты расстреливались под разными углами и с разных дистанций.

К сожалению для адмиралов и политиков (и к счастью для моряков), серьезных морских сражений в тот период почти не было и проверить в реальных условиях инновации инженеров и конструкторов можно было, лишь практикуясь в стрельбе по хижинам туземцев где‑нибудь в дельте африканской реки Руфиджи или глиняным укреплениям арабских бедуинов. Конечно, это был не тот оселок, на котором оттачивается боевое мастерство и проверяется техника.

Мир активно вступал в эпоху «политики канонерок». Страсти тогда кипели нешуточные. Шел небывалый раздел и захват «бесхозных» территорий в самых различных уголках земного шара. В этом беспрецедентном колониальном разбое лидерами всегда были англичане. Их флот, ставший после Трафальгара чем‑то вроде недосягаемого идеала и законодателя мод для остальных морских держав, в реальности представлял из себя огромный и неуклюжий организм. Эвентуальный противник подавлялся авторитетом старых имен, памятью о громких победах прошлого, консерватизмом вековых традиций и количеством кораблей. Вопрос о качестве с повестки дня не снимался, но и особо не рассматривался.