Лихое братство Тортуги и Ямайки - Виктор Губарев Страница 26

Остров Сан-Висенти находится к северо-западу от Маю, в группе Наветренных островов того же архипелага, принадлежавшего в колониальную эпоху Португалии. Проведя там неделю, французы получили от шкипера португальской барки информацию о том, что возле острова Фогу (в группе Подветренных островов, между островами Сантьягу и Брава) стоят на якоре два английских приватира — 20-пушечный и 30-пушечный. Один из них ремонтировался после сражения с каким-то корсаром Монтобан тут же отправился к указанному острову, надеясь захватить английские суда, но по прибытии туда узнал от местных жителей, что приватиры уже ушли.

От островов Зеленого Мыса флибустьеры взяли курс на Гвинейский залив и в районе мыса Три-Пойнтс (в современной Гане) заметили голландский 34-пушечный фрегат береговой охраны. «Он тоже меня заметил, — пишет Монтобан, — и сначала двинулся прямо ко мне, желая знать, кто я такой. Поскольку я тоже хотел сблизиться и вступить в сражение, я поднял голландский флаг, дабы не вспугнуть его и позволить ему без опаски подойти ко мне на расстояние пушечного выстрела. Когда я увидел, что он уже довольно близко, я поднял французский флаг. Он подал сигнал убрать паруса и тотчас весьма смело произвел в мою сторону залп, после чего выдержал ответный залп с моей стороны. Мы продолжали наш бой тем же порядком с утра до четырех часов вечера».

Монтобан пытался приблизиться к неприятелю с наветренной стороны, чтобы «с выгодой использовать мои буканьерские ружья, которые были нашим главным козырем», но ветер благоприятствовал голландцам. Они ушли на якорную стоянку близ мыса Три-Пойнтс, где в это время находились еще два голландских судна — 14-пушечное и 28-пушечное.

«Сначала я думал, что эти три судна объединятся, чтобы идти выслеживать меня, — продолжает свое повествование Монтобан. — Поэтому я лавировал поблизости в течение всего дня, поджидая их. Потом я стал на якорь в одном лье от рейда, надеясь, что, задетые таким наглым поведением, они захотят отомстить мне, но тщетно. Видимо, береговая охрана чувствовала себя слишком скверно, чтобы отважиться на второе сражение».

Поскольку голландцы стояли под прикрытием пушек форта, французы не рискнули атаковать их прямо на рейде и пошли в восточном направлении — к мысу Сент-Джон. Там они застали английское 20-пушечное невольничье судно, которое сдалось без сопротивления. На его борту находились 350 африканских рабов, слоновая кость и воск. Передав этот приз под командование сьёра де Нава, Монтобан велел ему идти в Вест-Индию, на Сен-Доменг, чтобы там узаконить его в адмиралтейском суде, но в районе Пти-Гоава приз был перехвачен английскими военными судами.

Повернув в сторону островов Сан-Томе и Принсипи, флибустьеры на подходе к Принсипи захватили еще один приз — 8-пушечное каперское судно из Бранденбурга, экипаж которого насчитывал 70 человек. «Оно крейсировало на этой широте, — сообщает Монтобан, — и похищало проходившие мимо небольшие суда, не обращая внимания ни на национальную принадлежность, ни на флаг».

Зайдя в гавань острова Принсипи, капитан разделил свою команду на две части. Одни занялись кренгованием корабля, другие отправились на трофейном бранденбуржце за новыми призами. В течение полутора месяцев флибустьеры крейсировали в водах Гвинейского залива и вокруг островов Сан-Томе и Принсипи, однако не смогли захватить ни одного судна. В конце концов, когда фрегат Монтобана был почищен, капитан пополнил запасы дров, воды и провианта и, снявшись с якоря, ушел вместе с бранденбургским призом на соседний остров Сан-Томе. Там приз был отдан португальцам в обмен на необходимые французам припасы.

От Сан-Томе флибустьеры взяли курс на побережье Анголы, которого достигли 22 сентября в районе гавани Кабинда (севернее устья реки Конго). «Когда настал день, я увидел идущее на меня судно под английским флагом, — рассказывает капитан Монтобан. — Сначала я не подозревал, что это судно военное, но через некоторое время обнаружил, что оно имеет пятьдесят четыре пушки. Я начал делать разные маневры, чтобы не вспугнуть его. Я поднял голландский флаг, чтобы легче было приблизиться к нему; он, со своей стороны, осуществил тот же маневр, что и я, и, стреляя из пушки, стал приближаться ко мне. Разгадав его намерение, я начал ждать, двигаясь как можно медленнее, чтобы он решил, будто мое судно весьма нагружено или я нахожусь в затруднительном положении из-за нехватки парусов или экипажа Так мы двигались с рассвета до десяти часов дня.

Он показывал мне время от времени свой флаг, делая при этом холостые выстрелы из пушки; но, видя, что я не делаю того же, чтобы показать, кто я, и что мы были уже в пределах досягаемости, он выстрелил в меня ядром Это вынудило меня поднять французский флаг и ответить ему. Увидев этот флаг, англичанин, не желая выйти ко мне на траверз, произвел в меня два залпа из пушек, которые я оставил без ответа, хотя он убил у меня семь человек. Я надеялся, что, если я буду ближе к нему, то смогу поставить его в такие обстоятельства, когда он уже не сможет сбежать от меня. Я пытался приблизиться к нему на расстояние выстрела из буканьерских ружей и весьма желал вселить в него мужество взять меня на абордаж, ибо сам я не мог взять его на абордаж из-за того, что находился в подветренной стороне. Мало-помалу мне все же удалось приблизиться, и, видя, что он находится в пределах досягаемости моих мушкетеров, которых я держал лежащими на животе на палубе (выделено нами. — В. Г.), я поднял их, и они открыли такой яростный огонь, что тут же усмирили тех врагов».

Данный эпизод боя еще раз подтверждает наш вывод о том, что, даже находясь в меньшинстве, флибустьеры выигрывали большинство сражений благодаря эффективному использованию ручного огнестрельного оружия — прежде всего, буканьерских ружей.

«Так как их экипаж насчитывал более трехсот человек, — продолжает рассказывть Монтобан, — и поскольку они видели, что огнем своей артиллерии им уже не удастся закончить дело, они решили идти на абордаж Это они и сделали с диким криком и страшными угрозами не давать никому пощады, если мы не сдадимся. Их крючья, однако, не смогли зацепиться за корму моего корабля; держа тот же курс, он ударился кормой в мой бушприт и сломал его».

Между тем флибустьеры продолжали вести непрерывный огонь из ружей, «и ни один выстрел не пропал даром». Через полтора часа, потеряв убитыми много людей, англичане оставили бак и ют, укрылись под палубой и стали размахивать шляпами, сигнализируя французам о готовности сдаться. «Я велел моим людям прекратить огонь, — сообщает Монтобан, — и приказал англичанам сесть в шлюпки, чтобы явиться ко мне на борт и сдаться. Одновременно я осуществил высадку моих людей на вражеское судно, чтобы овладеть им и не допустить никаких неожиданностей. Я уже радовался столь значительному призу, полагая, что… получив самый большой корабль из всех, что англичане имели в этих морях, я смогу захватить еще лучшие призы и атаковать любой военный корабль, подобный этому. Мои люди тоже радовались, как и я… Но неожиданно взорвался пороховой погреб, подожженный с помощью фитиля, оставленного там капитаном, который надеялся спастись на своих двух шлюпках. Оба судна, будучи сцепленными, взлетели на воздух, и послышался невероятно сильный грохот. Невозможно представить себе картину этого страшного спектакля; зрители одновременно стали актерами столь кровавой сцены…»