Унижение России. Брест, Версаль, Мюнхен - Анатолий Уткин Страница 26

Австро-Венгрия колебалась, помогать ли Германии в оккупации Украины, — она не хотела антагонизировать поляков. Только после того, как Рада официально уступила (будущей прогерманской) Польше город Хелм, Вена выслала на Украину относительно небольшие воинские части. Главной целью австрийцев была Одесса.

Уже через две недели после подписания Брест-Литовского мира прусский военный министр фон Штейн писал Кюльману, что крепкие связи с Германией должны быть использованы для предотвращения создания таможенного союза между Украиной и Центральной Россией. Следует «отрезать Украину от Центра, привязать к Германии ту часть старой России, которая экономически более значительна и важна в деле снабжения Германии сырьевыми материалами». За Украиной при германской помощи должны быть закреплены следующие территории: «не только значительная часть черноземного пояса, но и важные железорудные залежи Кривого Рога, угольные месторождения Донецкого бассейна и табачные плантации Кубани» [146]. Генерал Тренер должен был довести эти требования до «малюток в министерских детских колясках», как генерал называл министров Рады [147]. Но немцев ждали немалые разочарования. Социалисты под руководством Петлюры выставили костюмированную армию в составе нескольких тысяч солдат, которая не представляла собой значительной боевой силы. Хаос нарастал. Обещанные националистами продовольственные припасы не попадали вовремя в германские вагоны.

Посланный для расследования ситуации на месте британский офицер Колин Росс докладывал в Форин-офис, что так называемое украинское правительство не что иное, как клуб политических авантюристов, занятых прибыльным бизнесом и держащихся на германских штыках. Рада поставила перед собой задачу не менее не более как «мирное проникновение германских сил» в управление страны. Конкретно это заключалось в прибытии фельдмаршала фон Эйхгорна для управления киевской армейской группой и генерала Тренера для организации упорядоченного железнодорожного сообщения с рейхом. Прибыл и «посол» Мумм фон Шварценштейн, имевший опыт экономических сделок с Востоком. Был создан специальный «экономический отдел», координировавший германское проникновение в экономику региона.

Под прикрытием военного щита в восемнадцать дивизий (более трех тысяч человек вместе с австрийцами) Германия начала экономическую эксплуатацию Южной России. Банк Макса Варбурга в Гамбурге подготовил план полного привязывания украинского рынка к германскому. Гельферих писал в конце февраля 1918 г., что Южная Россия будет для Германии более важным рынком, чем Северная Россия, которая «оказалась экономически ослабленной из-за потери производящего зерно региона и в будущем станет относительно маловажной по сравнению с Украиной как потребитель германских товаров» [148]. Согласно Гельфериху и его единомышленникам, следовало изолировать Украину от северной части страны посредством контроля над ее жизненными дорогами. Украинские железные дороги предназначалось инкорпорировать в центральноевропейскую сеть дорог, поставить под контроль германских производителей угля и стали. Объектом особого вожделения немцев стал Кривой Рог с его месторождениями железной руды. С Радой были согласованы планы эксплуатации этих природных богатств.

С подписанием 25 апреля германо-украинского договора, по которому сбор урожая на Украине должен был проводиться под надзором германской комиссии, Рада потеряла свое значение для Германии. 28 апреля она была окружена германскими войсками и сдалась на милость преобладающей стороны. На следующий день, снова под германским наблюдением, произошло провозглашение избранного немцами прежнего царского генерала Скоропадского гетманом Украины. Гетман в течение двух дней согласовывал список своих министров с немцами. Все предприятия, владельцами которых были прежде представители Антанты, становились германской собственностью. Началась работа по переводу южных железнодорожных путей на немецкую колею и включение их в систему Миттельойропы. В конце апреля Тренер нашел подходящую фигуру в лице генерала Скоропадского, бывшего офицера царской гвардии, — он должен был обеспечить обязательную трудовую повинность украинских крестьян на полях. Украинский хлеб должен был спасти Германию, намеревавшуюся после России сокрушить Запад. Как пишет германский источник Ф. Фишер, «Германия сделала целью своей политики то, что прежде было требованием лишь отдельных индивидуумов: оторвать Украину от Великороссии и от любой другой третьей страны, с тем чтобы привязать ее экономическую систему к Германии» [149]. Пропаганда националистов на украинское село концентрировалась на том, что теперь Украина прямо и непосредственно связана с Европой. Это пропаганда немедленно потеряла притягательность, как только украинские крестьяне осознали, что германские представители Европы рассматривают их как источник продовольственного снабжения Миттельойропы.

Кайзер Вильгельм поставил задачу создания украинской армии под германским командованием. Солидные землевладельцы типа Скоропадского должны были помочь в этом деле более эффективно, чем потерявшая престиж Рада. Кайзер наметил пути полной интеграции Украины в германскую зону влияния.

И все же, повторяем, почти миллион германских солдат должен был оставаться на Востоке, в России, — немцев губила их собственная жадность. В решающие дни мартовского наступления 1918 г. германские дивизии, исполнявшие полицейские функции на Украине, возможно, решили бы кампанию на Западе.

АМЕРИКАНЦЫ В НОВОЙ РОССИИ

Среди американцев, находившихся в России, обозначились две задачи. Роббинс убеждал, что Троцкий серьезен, что он отдал Мурманскому Совету приказ оборонять город от немцев и принимать любую помощь от западных союзников. Вторую линию олицетворял посол Френсис. С его точки зрения, Троцкий пытался играть на противоречиях союзников и ставил перед собой цель при помощи Америки заблокировать японские инициативы на Дальнем Востоке. Но обе линии, если можно так сказать, сближала одна фраза из обращения Троцкого к американцам: «Ни мое правительство, ни русский народ не будут возражать против контроля со стороны американцев над всеми грузами, направляемыми из Владивостока в Центральную Россию, и против фактического американского контроля над работой Сибирской железной дороги» [150].

Это был почти исторический шанс. Америке фактически позволяли контролировать главную транспортную артерию России, оставшийся у нее единственный путь выхода из блокады. О том, что в Вашингтоне осознали обозначившуюся уникальную возможность, говорит по крайней мере то, с каким тщанием готовил президент Вильсон послание Всероссийскому съезду Советов. На фоне звучавших последние месяцы проклятий Запада в адрес изменившего союзника, после всех предостережений невиданным социальным экспериментаторам документ, созданный Вильсоном в середине марта 1918 г., буквально проникнут сочувствием к попавшему в беду государству. В нем выражалась «искренняя симпатия народов Соединенных Штатов к русскому народу в момент, когда германская мощь направлена на то, чтобы прервать и обратить вспять борьбу за свободу и заменить желаниями Германии цели народов России».