Головнин. Дважды плененный - Иван Фирсов Страница 26
Головнин. Дважды плененный - Иван Фирсов читать онлайн бесплатно
Теперь во время стоянки в Стокгольме он отыскал на берегу учителей и по два раза в неделю брал уроки английского и французского языка. Креницын удивлялся:
— Французский-то тебе к чему?
— Сия нация тож держава знатная морская, и мореходы там славные, нам Никитин Василий Никитич сказывал. Бугенвиль ранее Кука кругом света плавал, нынче Лаперуз где-то в Великом океане затерялся…
— Охота тебе, — добродушно посмеивался командир, — этак мы с тобой и спознаемся нечасто, все ты в учении на берегу…
Сейчас Головнин наверстывал упущенное.
— Откуда знаешь Якова Иваныча? Креницын пожал плечами.
— Мы с ним познакомились давненько. Когда я определился на службу к Муловскому Григорью Иванычу.
— Так ты и Муловского знавал? Настала очередь удивиться командиру.
— Што с того-то? В ту пору экспедиция готовилась на Камчатку, ну я и упросился на транспорт к нему.
Креницын поражался все больше. Обычно сдержанный в разговорах мичман на этот раз набросился на командира с расспросами. Почему да отчего он запросился к Муловскому, что знает о нем. Пришлось начинать издалека:
— Вишь, Василий Михайлыч, от души сознаюсь, покуда не сходил я мичманом из Кронштадта до Архангельска и обратно, не помышлял о дальних вояжах. А тут посмотрел Европу, в Англию шторм закинул, потянуло меня в неизведанные страны. В ту пору прослышал про секретную экспедицию, явился самолично к Григорью Иванычу в Петербург. Он меня и определил к себе. Расположением графа Чернышева, нашего вице-президента, он пользовался, да и сама государыня-матушка к нему благоволила. Добрый моряк был, немало по свету плавал…
Креницын знал и о том, что Муловский собирался в плавание вокруг света еще в 1776 году. Тогда граф Чернышев на свои средства снарядил экспедицию, но она не состоялась.
— А тогда-то все наготове было. Григорья Иваныч ездил по поручению Чернышева в Вильну, других спутников куковых уговорил итти с нами, профессоров Форстера да Беля. Однако сорвалось в ту пору, а жаль…
Не раз еще вечерами расспрашивал Головнин своего командира о прошлой службе, подготовке вояжа на Великий океан.
Как-то в разговоре Креницын опять вспомнил о Тревенене.
— Под его командой привелось мне сражаться в прошлую войну со шведами. Я тогда на «Старом Орле» служил, а Яков Иванович отряд наш возглавлял в Барезунде. Поколотили мы там шведа и в море, и на берегу…
Увлеченный рассказом Креницын уловил на лице собеседника недовольную гримасу.
— Чего кривишься, Василь Михайлыч?
— Не по душе мне эти байки про бойню человеческую, Дмитрий Данилыч. Долг перед отечеством дело святое. Но все же сколь смертоубийство противно мне.
— Без сего, брат, на войне не обойтись, — примирительно сказал командир, — а так я и сам, впрочем, не охочь такое всколыхать. В Библии сказано: «Не убий и возлюби ближнего своего». — Оба помолчали, а Креницын вспомнил о другом: — Опять же и нам тогда не повезло: «Старый Орел»-то наш тогда, после сражения, на камни напоролся, намертво сел. В шторм его разломило. Сжечь пришлось. Слава Богу, людей всех сняли. Однажды опять вспомнили о транспортных судах.
— Я к тому, Дмитрий Данилыч, поразмыслил, — неторопливо делился своими соображениями Головнин, — пожалуй, ты прав, для дальних вояжей, по океану особливо, судно наподобие нашего транспорта более сподручно.
— То-то же, — улыбнулся Креницын, — возьми ты и вояж наш с Муловским. Тогда лишь одни транспорта и снарядили…
С наступлением весны поднялось настроение экипажа «Анны-Маргариты». Вернувшись как-то от посланника, командир объявил в кают-компании:
— Осмотреться пора на судне. Все проверить по отсекам и трюмам. Такелаж, паруса выветрить, просушить, а там и обтягивать. Граф наш, кажись, заскучал по родимой стороне. Намекнул, через месячишко-другой отправимся в родные пенаты.
Минуло полгода, как Румянцев появился в Стокгольме, а столичная знать так и не изменила прохладного отношения к нему. Сказывалось тяготение шведской верхушки к старому союзнику, Франции. С ее помощью шведы надеялись вернуть Норвегию и Финляндию.
Румянцев исправно доносил Екатерине II о настроениях в шведской столице, им были довольны в Петербурге, а сам он тяготился дипломатической службой. К тому же недруги России всячески принижали посланника, иногда, «забывали» приглашать на королевские приемы, пытались вовлечь в интригу против регента короля. Все это раздражало, и Румянцев начал домогаться разрешения на отлучку из Швеции у влиятельного графа Моркова и вицеканцлера Остермана. В конце июня осторожный Остерман разрешил отъезд, но оговорился «решить все по своему усмотрению». Все знали нрав императрицы, когда что-либо делали без ее ведома…
В начале июля «Анна-Маргарита» сияла во всей красе свежевыкрашенными бортами, лакированными мачтами и реями, подвязанными белоснежными парусами.
Как обычно, придворные церемонии, связанные с отъездом посланника, затянулись, и лишь в начале августа Румянцев покинул Стокгольм.
11 августа 1794 года «Анна-Маргарита» бросила якорь на рейде Ревельской бухты. Румянцев тепло распрощался с капитаном и офицерами и уехал в Петербург. Его появление не осталось незамеченным. Екатерина приняла его благосклонно, но после этого кто-то наябедничал, что, мол, Румянцев своевольничает. Недовольная императрица собственноручно черкнула записку графу Чернышеву: «Я желаю знать, что транспортное судно 11 месяцев пробыв в Стокгольме делало? Для чего не возвращалось, и много ли через то казне убытков учинено? Вопрос идет о том судне, на котором сюда приехал граф Сергей Румянцев».
Чернышеву пришлось отдуваться… Он-то полюбовно, по старой дружбе, разрешил Румянцеву задержать «Анну-Маргариту» в Стокгольме. Но все обошлось, а транспорт скоро благополучно закончил кампанию, перешел в Кронштадт на зимнюю стоянку.
В ту пору, когда «Анна-Маргарита» отстаивалась в Стокгольмских шхерах, республиканская армия подавила мятежи внутри Франции и начала наступление за ее пределами. Буржуа, воспользовавшись слабостью якобинцев, захватили власть и положили конец революции. Отныне армия под флагом республики выполняла волю новых правителей. Войска не без успеха двинулись в Нидерланды, Италию, Испанию. На море французам тоже поначалу везло. Англичане упустили большой конвой французских транспортов с зерном из Вест-Индии, покинули Тулон.
Буря, взбудоражившая Францию, вполне закономерно выплеснула за ее пределы энергию ненасытных буржуа.
В союзе с Испанией и Данией французы решили расправиться со своим давним соперником. Особое значение приобрела борьба на море, поскольку главный их неприятель, Англия, могла существовать только за счет торговли с Европой и колониями. Весьма образно нарисовал в прошлом веке панораму начинающейся схватки на море авторитетный историк адмирал Мэхэн: «Война против торговли в течение Французской революции как во время республики, так и при владычестве Наполеона, характеризовалась такой же страстностью, такими же чрезвычайными и широкими замыслами, такой же упорной решимостью окончательно низвергнуть и искоренить всякую противодействующую силу, какие характеризовали и все другие политические и военные предприятия этой эпохи. В усилиях надеть ярмо своей политики на торговлю всего мира два главных борца, Франция и Великобритания, балансировали в смертельной схватке на обширной арене, попирая ногами права и интересы слабейших стран, которые — одни в качестве нейтральных, другие в качестве подчиненных, дружественных или союзных держав — смотрели безнадежно на происходящее и убеждались, что в этой великой борьбе за существование ни мольбы, ни угрозы, ни полная отчаяния пассивная покорность не могли уменьшить давления, постепенно разрушавшего их надежду и даже самую жизнь».
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments