Трудно быть папой, или Веселые будни семьи Борджиа - Мария Гаранина Страница 26

Все эти соображения Чезаре изложил своему французскому руководству, и руководство смягчилось. Ладно, сказало руководство, иди работай. И, кстати, можешь взять себе Болонью, хотя она и не входит в Папскую область. Это тебе наш маленький дружеский подарок. Только личные владения болонского правителя, Бентивольо, не тронь, а с самой Болоньей делай что хочешь, мы заступаться за нее больше не будем.

Джованни Бентивольо узнал об этом разговоре и что-то не особо поверил, что Чезаре в ходе захвата болонских земель будет тщательно огибать его личные владения. Он очень не хотел оказаться нищим и арестованным, а также не имел ни малейшего намерения заниматься подводным плаванием в великой римской реке Тибр с утяжелением в виде камня на шее, наперегонки с такими же везунчиками. Да и Болонью жалко отдавать.

В общем, Бентивольо вступил в заговор с кондотьерами Чезаре. Кондотьеры уже и так на своего командира посматривали с тревогой, а тут поняли, что, раз французы слили даже Болонью, теперь Чезаре ничто не остановит: он скоро и до их собственных владений доберется. Пора с ним кончать. В заговор с удовольствием вступили Орсини (те всегда были за любой дебош против Борджиа), а также примкнули некоторые зарубежные партнеры: например, восстание, как раз кстати вспыхнувшее в Урбино, открыто поддержали не только кондотьеры Вителоццо Вителли и Оливеротто да Фермо, но и венецианцы.

Для Чезаре, откровенно говоря, все могло кончиться плохо. Летальным исходом могло кончиться. Это и заставило его действовать коварно и решительно, опираясь на помощь извне. Конечно же, любящий папа прислал ребенку побольше денег и заодно отлучил от церкви Болонью, чтобы ее руководитель сильно не рыпался. Французы опять же помогли: мягко намекнули венецианцам, что так делать не надо – поддерживать всякие несанкционированные акции в Урбино. Кроме того, Чезаре стал предпринимать попытки договориться с заговорщиками. Обещал им полное прощение. Верните, говорит, мне Урбино – и все, забыли, не было у нас никаких разногласий. Еще и своеобразное послание мятежным подчиненным оставил. Наглядное такое. Вместо тысячи слов, так сказать.

На площади одного из городов жители обнаружили труп соратника Чезаре по имени дон Рамиро де Лорка. Если описать состояние, в котором находились бренные останки, на любом блогерском ресурсе забанят на веки вечные с формулировкой «шокирующий контент». Просто поверьте, приятного глазу там было мало. Население, надо сказать, нисколько не сомневалось в том, кто был автором этой будоражащей нервную систему инсталляции.

Как сказал бы Остап Ибрагимович, покойный не был нравственным человеком. Наводя по указанию шефа порядки на завоеванных территориях, он зачастую сильно перегибал палку. Жаловались на него многие. Вон Сабатини пишет, что дон Рамиро тридцать тысяч мешков зерна из общественных хранилищ умыкнул и продал венецианцам, а денежки, разумеется, не в бюджет внес, а себе в карман. Любви со стороны населения и доверия со стороны шефа ему это не прибавило. Да и мятежные кондотьеры в ходе переговоров что-то там вякнули, что их неповиновение частично вызвано действиями дона Рамиро: он с ними какие-то переговоры вел, но не сошлись характерами. Вот Чезаре в целях укрепления взаимного доверия между собой и своими кондотьерами и решил пожертвовать этим негодяйским доном. Давно, честно говоря, пора было им пожертвовать. Впечатленные кондотьеры и повелись.

Переговоры были назначены в городе Сенигаллия. Уж не знаю, что там было в головах у мятежников, если они действительно думали заключить мир с Чезаре. Один только Вителоццо Вителли ехать на встречу не хотел, но потом все же поехал. Не знаю, может, болезнь сказалась на его умственных способностях. Чем он болел, я вам не скажу, сами, небось, догадываетесь. Чезаре, кстати, той же болезнью болел, только в более легкой форме. Это бывает, когда слишком рьяно себе гарем в Неаполе формируешь. И не в Неаполе тоже. Да хоть где.

Кончились высокие переговоры тем, что отряды кондотьеров разоружили и рассеяли, а их самих арестовали и вскорости переправили прямиком в мир иной путем механической асфиксии. Причем Вителли и да Фермо удавили практически сразу, а, например, двоих Орсини – только тогда, когда стало достоверно известно, что папа в Риме разобрался с их авторитетным родственником, кардиналом Ор-сини.

Чезаре объявил, что Флоренция, с которой у него разногласия, должна радоваться такому повороту событий, потому что он, Чезаре, избавил ее от злейших врагов. Маккиавелли, находившийся в должности флорентийского посла и по ходу дела все время где-то рядом присутствовавший, уши-то и развесил. Побежал набрасывать черновик монументального труда под названием «Государь». Очень уж он любил Чезаре. Почти как Сабатини.

Если вам жалко убитых кондотьеров, очень советую заглушить это неуместное чувство, ознакомившись на ночь глядя с их биографиями. Оливеротто да Фермо особенно рекомендую. Так что тут весьма кстати поговорка про взаимоотношения земноводного с пресмыкающимся, которую я приводить здесь не буду, поскольку она и так широко известна.

А Чезаре… Что Чезаре? Перуджу взял (вотчину Бальони). Похитил еще одну знатную даму – строго по схеме, отработанной с Доротеей Караччоло. Кстати, вновь похищенная дама приходилась женой Бартоломео д’Альвиано, служившему теперь Венеции. Давайте, товарищ Сабатини, бухтите нам опять про безоглядно влюбленного Диего Рамиреса, вчера уволившегося из папской армии. А, нет, теперь версия другая. Кто-то из подчиненных Чезаре остановил упомянутую даму на дороге, объявил ее пленницей и доставил к месту расположения войск, в замок Тоди. Но Чезаре пленницу не видел, потому что как раз находился в другой комнате. И узнал, что у него за стенкой живет непредусмотренное – хотя и очень симпатичное – лицо, только из письма папы, который грозился оторвать отпрыску все уши, если он сейчас же не перестанет его, папу, подставлять под международные скандалы из-за венецианских баб. Чезаре обнаруженную в соседней комнате красотку вернул по месту назначения, а оправдываться перед зарубежными партнерами не стал. И даже ситуацию никак прояснять не стал. Потому что он выше этого.

Но это все мелочи. Главное – семейство Борджиа все больше тяготилось союзом с Францией и уже почти не таясь посматривало в сторону Испании. Она как-то роднее.

* * *

А в Риме между тем странные дела стали твориться. Начался прямо падеж состоятельных кардиналов и всякой менее важной шушеры, вроде епископов. Еще примерно за год до описываемых событий помер кардинал с красивой автомобильной фамилией Феррари. Ну помер и помер, ну и царство ему небесное. Папа не растерялся и имущество кардинала забрал себе. И то верно – зачем покойному на том свете «Феррари» имущество? А у папы куча денег уходит на войну и на прокорм семьи, понимать надо.

Следующим был кардинал Орсини. Того загасили как раз тогда, когда Чезаре боролся с мятежными кондотьерами, среди которых, как обычно, фигурировали граждане по фамилии Орсини, в Сенигаллии. Папа со своей стороны подсобил: кардинала Орсини, который прибыл на работу в Ватикан на «Мерседесе» с мигалкой в карете, запряженной дорогими лошадьми, приняли под белы рученьки. Лошадей поместили в папскую конюшню, а их хозяина – в тюрьму. Тут же конфисковали и жилплощадь кардинала, выставив его старенькую маму на улицу, в чем была. Мама кардинала потом скинулась с его же любовницей, собрали в подарок папе приличную сумму денег и редкую жемчужину – за возможность посещать узника и еду ему в коробочках приносить. Благодаря их заботе, умер кардинал не сразу, а только примерно через месяц. От чего, спрашиваете, умер? От раскаяния, конечно. Правда, в перечне МКБ-10 я не нашла такого диагноза – «раскаяние», но, наверное, просто плохо искала. Папа врать не будет.