Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII - первая треть XIX века - Ольга Игоревна Елисеева Страница 25
Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII - первая треть XIX века - Ольга Игоревна Елисеева читать онлайн бесплатно
Неправда ли, всё это весьма далеко от «Бедной Лизы»? Казанова не обижал девушку, накупил ей нарядов, научил говорить по-итальянски. А перед тем как уехать, свел с пожилым художником Пьетро Ротари, который был от Заиры без ума. Характерно требование наемной красавицы: пусть живописец заберет ее из дома батюшки. То есть отец получит еще денег. Заира показывала себя хорошей, послушной, заботливой дочерью. Дальше ее желания не простирались. Разговоры о стыдливости, целомудрии, браке — совсем из другой жизни.
А у бедной Лизы? Ее мысли с самого начала сплетают в себе идею чистоты — телесной и духовной — с возможностью венчания. После первой встречи с Эрастом мать говорит ей: «Ах, Лиза, как он хорош и добр! Если бы жених твой был таков!» Дочь затрепетала от внутренней радости, «щеки ее пылали, как заря в ясный летний вечер; она смотрела на левый рукав свой и щипала его правою рукою». Ее ответные слова выдавали робкую надежду: «Матушка! Матушка! Как этому статься. Он барин, а между крестьянами…»
Эраст и сам под дался прелести «пастушки». «Все блестящие забавы большого света казались ему ничтожными в сравнении с теми удовольствиями, которыми страстная дружба невинной души питала сердце его… „Я буду жить с Лизою, как брат с сестрою, — думал он, — не употреблю во зло любви ее и буду всегда счастлив“». Но вот за «сестру» сватается сын богатого крестьянина, и мать настаивает на устройстве судьбы дочери. «Эраст целовал Лизу, говорил, что ее счастье дороже ему всего на свете, что по смерти матери ее он возьмет ее к себе и будет жить с нею неразлучно, в деревне и в дремучих лесах, как в раю» [138].
Девушка понимает сказанное как возможность брака. Но Эраст о браке не говорит. Жить у него, быть «ближайшей к его сердцу», но не женой. Тогда кем? Карамзин не отвечал. Пушкин в «Станционном смотрителе» договорил до конца. И вывернул историю наизнанку: девушка, полюбившая проезжего офицера, согласилась стать его содержанкой, а вот отец ее умер от горя. Умрет и мать Лизы после самоубийства дочери. Не помогут деньги Эраста.
Почему нет?
В разговоре герой задает еще не соблазненной Лизе вопрос: «Почему же?» Отчего они не могут быть вместе? «Для твоего друга важнее всего душа».
Спросим и мы: случались ли браки, игнорирующие сословные перегородки? Многих ли Эрастов знала эпоха?
Эксперимент почти всегда заканчивался плачевно, даже когда социальное расстояние не было столь значимым. В 1787 году сын княгини Дашковой — молоденький полковник Павел Михайлович, едва оказавшись вдали от глаз суровой матушки, женился на прелестной девушке незнатного происхождения — дочери бывшего откупщика. Знакомые бросились уговаривать княгиню принять молодых. Г. Р. Державин посвятил событию целое стихотворение, которое должно было умилостивить разгневанную мать:
Не тут-то было. До смерти Павла Михайловича старая княгиня отказывалась видеть невестку. Очень характерно письмо Дашкова, посланное строгой родительнице в ссылку 10 февраля 1797 года: «…Я вижу, что моя дорогая матушка продолжает питать ненависть к женщине, которую она не знает и не хочет знать, которую ей обрисовали в самых фальшивых красках и которая, между тем, является моей избранницей. Верно, что она не старается понравиться всем женщинам высшего света, которые хвастаются своим положением, говорят громкие фразы о возвышенных чувствах и, под маской напускной добродетели, такой же фальшивой, как их физиономии, растаптывают все буржуазные добродетели. Не дай Бог, чтобы моя жена принадлежала к их числу, она достойная женщина… Однако я должен отказаться от надежды, что Вы когда-нибудь смягчитесь по отношению к печальной жертве моей привязанности. А я был бы так счастлив, так счастлив!» [139]
Нарисованный Павлом Михайловичем образ очень литературен. Язвительный мемуарист Ф. Ф. Вигель расскажет об этом браке совсем в ином ключе: «В Киеве ему приглянулась одна девочка, дочь облагороженного чинами купца Семена Никифоровича Алферова. По высоким философским понятиям, которые почерпнул он в своих путешествиях, по примеру английских лордов, коим он старался подражать и кои часто ничтожных тварей из одной оригинальности возводят в звание супруг своих, он долго не задумывался, взял да и женился, не быв даже серьезно влюблен. Сей брак поссорил его с матерью и разорвал связи его с обществом столиц».
Подобный поступок вырывал человека из привычной социальной среды, оборачивался раскаянием, уязвленной гордостью, попытками доказать всем, что жена — «достойная женщина», и срывами, от которых страдала «жертва привязанности». «Дашков… осужден был скрывать свое величие в низеньком доме самого грязного киевского переулка. Там собирал он около себя веселых людей, каких мог найти в Киеве, шутов, всякую иностранную сволочь, шумом сего общества стараясь заглушить страдания своей гордости. Несчастный утешался презрением, которое мог он изливать на жену, на тестя, на всю родню их».
Киевляне поначалу звали пару в гости, но Павел Михайлович сам отучил их от такого снисхождения. «Он был красивый, видный мужчина и страстный охотник до танцев… но он не хотел на вечеринках сих ни одну девицу, ни одну даму пригласить, а с начала и до конца беспрестанно танцевал с одной своей женой… Он без церемонии сажал ее к себе на колени и целовал взасос; потом, за что-нибудь поссорившись с ней, при всех начинал ее бить по щекам».
Однажды Дашков «дал жене толчка», хозяин дома потребовал «для супружеских исправлений избрать другое место». До дуэли дело не дошло (а будь Анна Семеновна дворянкой, дошло бы непременно). Гость «гордо поглядел» на обидчика, «взял под руку битую жену и вышел с нею с тем, чтобы никогда не возвращаться». Мало-помалу киевляне перестали к нему ездить и приглашать к себе. «Несколько лет прожил он в шумном своем уединении, среди грубых, отчаянных наслаждений, ни на что не употребляемый, забытый двором и ненавидимый обществом» [140].
Пройдет несколько лет, супруги разъедутся (не разойдутся, на чем настаивала старая княгиня, а станут жить в разных поместьях). Дашков охладеет к жене. Увидев Анну уже сорокалетней, Марта Вильмот отметит простоту ее лица. От былой прелести не останется и следа. Красота увянет, а разговаривать с «пастушкой» магистру искусств Эдинбургского университета [141] будет не о чем.
Точно так же во время Заграничного похода 1813 года русские офицеры станут «покупаться» на «скоро-мимоходящую красоту» заграничных барышень. О драме таких семей написал А. X. Бенкендорф, в 1816 году командир драгунской бригады в провинциальном городке Гадяче на Украине: «Офицеры знатного происхождения, призванные впоследствии располагать более или менее значительным состоянием и являющиеся часто надеждою и поддержкою целой семьи, вступают в браки по увлечению, от скуки или по неразумию и привозят в отечество жен, составляющих предмет их собственного стыда и родительского отчаяния. Подобные примеры участились с прохождением наших войск через Германию и с расквартированием в Польше и принесли огорчение во множество семей». В докладной записке императору генерал советовал запретить венчание без благословения родителей. «Подобные строгости и формальности, крайне значительно успокоив семьи… прервут множество несчастных союзов и сохранят на службе немало хороших офицеров» [142].
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments