Берзарин - Василий Скоробогатов Страница 25

Боевые операции у оз. Хасан явились всесторонней проверкой мобилизационной и боевой готовности не только тех частей, которые непосредственно принимали участие в них, но и всех без исключения войск Дальневосточного фронта.

События тех немногих дней обнаружили огромные недочеты в состоянии Дальневосточного фронта. Военная подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава фронта оказалась на недопустимо низком уровне. Войсковые части были раздерганы и небоеспособны, снабжение войсковых частей не организовано. Обнаружено, что Дальневосточный театр военных действий к войне плохо подготовлен (дороги, мосты, связь).

Хранение, содержание и учет мобилизационных и неприкасаемых запасов как фронтовых складов, так и в войсковых частях оказались в хаотическом состоянии»…

В приказе наркома отмечались частности. Уточнялся термин: «разбазаривание красноармейцев». Это означало, что личный состав войск нередко использовался на хозяйственных работах. Проверка показала, что начальники управлений фронта и командиры не знали, где находится и в каком состоянии оружие, целые артбатареи оказались без снарядов, запасные стволы к пулеметам заранее не были подогнаны, винтовки — не пристреляны. Отдельные бойцы проходили службу без винтовок, в изношенной обуви, полубосые, без шинелей. Командирам и штабам не хватало карт района. В документе имелся упрек и в адрес самого Блюхера. Он, оказывается, отчитывался в Москве 20–31 мая, но скрыл истинное состояние войск.

В приказе наркома все же отмечено, что имеется кое-что положительное в работе командиров-дальневосточников. Названо было имя Г. М. Штерна, начальника штаба ДВФ (как уже отмечалось, он во время событий на озере Хасан исполнял должность командира корпуса), который в ходе боев с японцами оказался умелым полководцем. Продуманно и эффективно действовал и Рычагов, управляя нашей авиацией.

Из приказа К. Е. Ворошилова нельзя узнать, выступал ли на заседании Главного военного совета адмирал Н. Г. Кузнецов. В дни сражений он был рядом с Блюхером. Видел его почерневшее от дурных мыслей лицо. Видел, что от прославленного военачальника осталась одна лишь тень. Иначе быть не могло. Блюхер в 1937 году поставил свою подпись под смертными приговорами М. Н. Тухачевскому, И. П. Уборевичу и другим борцам за власть Советов. Не мог не почувствовать, что подписывает смертный приговор и себе.

Приказ № 0040 имел роковые последствия лично для маршала Блюхера. Опозоренного полководца, героя Гражданской войны, живую легенду советских вооруженных сил убрали с Дальнего Востока. Привезли в Москву. Клим Ворошилов сочувствовал вывалянному в грязи маршалу, но спасти его он не мог.

21 октября 1938 года Блюхера арестовали. Не в столице, а в Сочи, на даче Ворошилова, в пансионате «Бочаров Ручей». Ордер на арест датирован 19 октября 1938 года и подписан лично наркомом Ежовым. Арест произведен сотрудниками госбезопасности Федоровым и Родовинским. Арестованного увезли в Москву поездом 24 октября 1938 года. После этих процедур жить маршалу оставалось всего полмесяца.

Василий Константинович Блюхер во время следствия умер в тюрьме 9 ноября 1938 года.

Лекция

Меня, призванного на службу в армии в октябре 1940 года, после принятия присяги зачислили курсантом школы при штабе Дальневосточного фронта. Фронт — не пустой звук, это — режим действующей армии. Мы понимали четко, что сие означает.

Штаб Дальневосточного фронта находился в Хабаровске, на улице Серышева ^[26], в комплексе зданий, занимавших целый квартал. Это была настоящая крепость в месте слияния рек Амур и Уссури, обнесенная стеной. До революции здесь готовили офицеров для казачьих войск.

Фортеция имела несколько ворот. У центральных ворот, у будки с часовыми располагалось пропускное бюро. Через эти ворота в один прекрасный день я проследовал рядовым, чтобы, проучившись шесть месяцев, выйти из них лейтенантом.

Мы, курсанты, негласно были освобождены от строевой подготовки, от изучения оружия, от тактических занятий, от стрельб. Все это мы прошли до принятия присяги. Каждого из нас прикрепили к тому или иному отделу или управлению. Только после рабочего дня мы возвращались в казарму. У нас был командир, младший лейтенант, имелся старшина. Одним словом, наша команда представляла собой подразделение.

В коридорах штаба, на территории крепости, мы, курсанты, запросто могли встретить любого здешнего обитателя, вплоть до командующего фронтом. Во время своих дежурств я видел Г. М. Штерна, который после доклада-рапорта обычно обменивался с дежурным курсантом рукопожатием. Так же вел себя и начальник штаба фронта Иван Васильевич Смородинов. Штерна сменил генерал И. Р. Апанасенко. В присутствии Апанасенко на одном из смотров во дворе крепости, простояв на солнце целый час с винтовкой у ноги, я получил солнечный удар и упал. Меня отвезли в госпиталь, И я приобрел льготу, с тех пор на построения меня не брали. К счастью, не отчислили. А могли бы и отчислить.

Как-то нас, группу курсантов, отправили на автобусе в окрестности Хабаровска, на дачу «Красная Речка». Дача эта пустовала с тех пор, как ее оставил хозяин. Некоторые помещения там в свое время опечатал НКВД. Печати наконец сорвали. На территории предстояло отремонтировать трехэтажную виллу. К ремонтным работам решили привлечь не кого-нибудь, а проверенных людей, курсантов.

Цокольный этаж виллы имел окна, приспособленные под пулеметные гнезда. Помещения второго этажа с библиотекой, столовой и комнатами для прислуги были светлыми и просторными. Хозяйский третий этаж украшали лепка, венецианские окна. К дому примыкали конюшни, гараж, складские помещения. Котельная размещалась особо.

Мы поступили в распоряжение капитана из военно-строительного управления с фамилией Харьковский. Наш лейтенант, выстроив отряд, познакомил Харьковского с каждым будущим трудягой. Ребята надежные. У одного на груди значок «Ворошиловский стрелок», у другого — «Готов к труду и обороне», у третьего — знак Осоавиахима. Четвертый… Четвертый — это я, награжденный значком «Готов к санитарной обороне». Названы были мои «заслуги»: выпускник педагогического училища, репортер; несколько корреспонденций напечатаны в краевой газете «Тихоокеанская звезда», в газете фронта «Тревога».

Харьковский ознакомил нас с фронтом работ. Моим товарищам по отряду достались подвалы, там следовало забетонировать полы, оштукатурить стены и потолки. Меня Харьковский оставил при себе, чтобы привести в порядок библиотеку, картотеку.

Капитан вооружил меня списком литературы на семнадцати страницах. Список крамольной литературы. Она — на стеллажах, ее надо изъять. Комплекты журналов надо просмотреть. Подшивки газет убрать. Работа адская. Начал с Троцкого, Каменева, Зиновьева и их сообщников. Со стенографическими отчетами съездов, конференций, пленумов разбирался целые сутки. Кое-что любопытное попадалось. Например, среди журналов оказалась книжечка «Азбука коммунизма». Сочинение Бухарина. В душе сожалея о содеянном, я отбраковал шедевр. Знал я, что Николай Иванович Бухарин, услышав на каком-то форуме жалобу на нехватку изданий для политзанятий, поднялся в президиуме и заявил, что он в течение суток напишет учебник «Азбука коммунизма», послезавтра сдаст рукопись в типографию, а через три дня книжку начнут печатать.