Берегитесь, Боги жаждут! - Эдвард Радзинский Страница 25

Одновременно заговорили те, кого называли «бешеными», – крайние радикалы. Как заявлял их вождь Эбер, «только когда гильотина работает без устали, Республика вне опасности». Бешеные потребовали от Робеспьера еще больше крови! Они посмели упрекать его в мягкотелости!

Голос Нации, глядевший за горизонты – в светлое будущее, не смог терпеть нападки жалких слепых людишек.

Прозвучала грозная речь революционного диктатора: «Свобода, тебе угрожают две армии. Одна… толкает нас к слабости, другая – ко всяким крайностям. Одна хочет превратить свободу в вакханку, другая – в проститутку…»

Сначала послушный Революционный Трибунал отправил на гильотину «бешеных». Один из них, Клоотц, знаменитый анархист, услышав приговор, захохотал: «Меня, которого повесили бы в Вене, в Берлине, в Лондоне, гильотинируют в республиканском Париже!»

Но далее произошло то, что казалось невероятным! Дантон – голос Революции, лицо Революции и Демулен, призвавший народ идти на Бастилию, – два символа Революции тоже были арестованы!

Перед судом Революционного трибунала и его фактическим руководителем Фукье-Тенвилем встали основатель трибунала Дантон и так много сделавший для назначения Фукье в трибунал – Демулен.

История улыбалась.

Сперва прозвучали обязательные вопросы трибунала и знаменитые ответы подсудимых.

Дантона спросили о месте жительства, он сказал: «Местом моего жительства сегодня будет ничто – нирвана, а мое имя вы найдете в Пантеоне Истории».

Демулен же на вопрос о возрасте ответил: «Я в возрасте санкюлота Христа, роковом для революционеров».

Начался суд. Соревнование великого оратора Дантона и блестящего полемиста Демулена с косноязычным обвинителем Фукье-Тенвилем выглядело смехотворным.

Когда загремел знаменитый голос – рык Дантона, галерея, где сидел народ, тут же оказались в его власти. Фукье испугался, но Робеспьер спокоен. Заработала хорошо отлаженная машина. Пока Дантон и Демулен ораторствовали в трибунале, Голос Нации выступил в Конвенте, в трибунале и в Якобинском клубе.

«Нам предложили дилемму – одержат ли несколько человек верх над Нацией. Несколько человек, возомнивших себя непогрешимыми. Кумирами, смеющими диктовать Революции!.. Сегодня мы увидим, сумеет ли Конвент разбить мнимый, давно сгнивший кумир, или же кумир, падая, раздавит Конвент и французский народ… Люди преступные всегда боятся падения себе подобных. Именно такие пришли ко мне и смели нашептывать: «Не посягай на Авторитеты. Иначе сегодня Дантон, а завтра ты»… Глупцы! Что мне за дело до моей жизни, если она принадлежит народу!»

Опять улыбалась История, слушая эти вещие слова.

Революционеры в тюрьме. Гравюра XIX в.

Но тогда Конвент и Комитет общественного спасения приняли нужную резолюцию, и великие дети Революции отправились на гильотину…

Как их везли! Несчастный Демулен, обращаясь к народу, тщетно кричал: «Народ! Это я, Демулен, провозвестник свободы! Перед моим голосом пала Бастилия! Ко мне, мой народ! Рядом со мной великий Дантон, твой защитник!»

Толпа хохотала и проклинала их. Дантон сказал: «Неужели ты думаешь разбудить трусливую, покорную сволочь?»

В письме Люсиль накануне смерти Демулен написал: «Если бы так жестоко поступали со мной враги… но мои товарищи… но Робеспьер… но сама Республика! И это после всего, что я для нее сделал!.. Вот почему я ослаб и залился слезами. Но и в бесконечной скорби руки мои обнимают тебя, и голова моя, отделенная от туловища, покоится на твоей груди… Умираю и люблю».

Путь на гильотину пролегал по улице Сент-Оноре, мимо дома Робеспьера. Проезжая, Дантон выкрикнул громовым голосом: «Запомни! Ты пойдешь за мной, Робеспьер, и тень Дантона встретит тебя на эшафоте!»…

Перед казнью Дантон вел себя великолепно. Он сказал палачу: «Покажи мою голову народу. Она того стоит».

И палач прошел по эшафоту с головой Дантона, и толпа славила эту казнь.

Люсиль не получила письма Камиля. Ее арестовали по обвинению в заговоре против Республики и вскоре тоже отправили на гильотину. По пути на казнь она сказала Сансону: «Сегодня один из самых счастливых дней моей жизни. Меня везут на встречу с ним».

Камиль и Люсиль Демулен с сыном. Неизвестный художник. XVIII век.

Теперь Робеспьер остался один. Он должен был чувствовать себя победителем, но… Опасность, заговоры мерещились ему повсюду. Он обосновал это теоретически: «Чем больше триумфов у революции, тем злее ее враги».

Робеспьер теперь не верил никому.

Двадцать пять судей Революционного трибунала – те, которые раньше покорно отправляли на гильотину по его приказу, – сами отправились на гильотину!

Робеспьер понял, что произошло. Не хотел понимать, но понял. Самых достойных, самых принципиальных убила гильотина. Не стало ни Жиронды, ни Горы. Осталось одно трусливое болото. И, возлюбленный народ уже не верил никому. Слишком много кумиров было объявлено врагами, слишком много великих имен предано проклятию.

Теперь Диктатора окружали люди страха. Но сильнее страха может быть только страх. Эти люди смертельно его боялись. В каждой речи Робеспьера пытались прочесть, кто следующий. Кого посадит в свою телегу. «Народный мститель» Сансон…

Робеспьер решил уничтожить презренное «болото».

Среди «болотных лягушек» уже гуляли слухи о подготовленных новых списках. Пересказывали грозную речь Робеспьера, произнесенную в Клубе якобинцев. Голос Нации говорил о новой опасности, которая грозит свободе, – обещал раскрыть новых врагов революции.

Робеспьер подписывает приказ об аресте Дантона.

Неизвестный художник. XIX в.

Арест дантонистов. Гравюра. XIX в.

Казнь Дантона. Гравюра. XIX в.

И состоялся заговор болота. Это был заговор негодяев против последних кровавых фанатиков. Но они страшились начать – слишком неуязвимым казался революционный кумир.

Но мы с вами в галантном веке, и потому – «ищите женщину» в финале Великой Драмы Революции!

В это время один из главных заговорщиков депутат Тальен получил письмо. Это было послание от его любовницы красавицы Терезы Кабаррюс. Она сидела в тюрьме вместе со своей подругой (Жозефиной Богарне – вдовой гильотинированного генерала). Обе они понимали, что скоро взойдут на эшафот…