Дитрих Бонхеффер. Праведник мира против Третьего Рейха. Пастор, мученик, пророк, заговорщик - Эрик Метаксас Страница 25
Дитрих Бонхеффер. Праведник мира против Третьего Рейха. Пастор, мученик, пророк, заговорщик - Эрик Метаксас читать онлайн бесплатно
Проповеди молодого священника стали для паствы духовным и интеллектуальным вызовом. В первой же проповеди, вскоре по приезде, он затронул главный для себя вопрос – различие между верой, рожденной из наших личных моральных усилий, и верой, дарованной Божьей благодатью. По ходу дела он упоминал Платона, Гегеля и Канта и цитировал Августина. Нетрудно себе представить, как прижившиеся в Барселоне германские бизнесмены дивились серьезному двадцатидвухлетнему юнцу, сошедшему к ним прямиком с башни из слоновой кости. И тем не менее в его словах был напор и был жизненный смысл, так что пастору удавалось сохранить внимание аудитории.
На Пасху Олбрихт уехал, и проповедь вновь читал Бонхёффер, и в следующую неделю также. Каждый раз он бросал своим слушателям вызов – и покорял их. Вскоре обнаружилось, что в те воскресенья, когда объявлялась проповедь Бонхёффера, число прихожан заметно возрастает. Олбрихт обратил на этот факт неблагосклонное внимание и перестал заранее называть имя проповедника на будущее воскресенье.
В целом старший священник был доволен своим помощником, но случались между ними и трения. В письмах домой Бонхёффер отмечал, что Олбрихт «не слишком энергичен на кафедре»117, не укрылись от него и другие недостатки. В другом письме он указывал, что старший священник «очевидно, никак не пытался заинтересовать младшее поколение в своем приходе»118. К примеру, Закон Божий в немецкой школе под опекой Тумма преподавался лишь четыре класса. Бонхёффер тут же с энтузиазмом предложил уроки для старшеклассников. Стоило Олбрихту на миг утратить бдительность, и Бонхёффер выдвигал очередную инициативу, а ведь это означало, что после отъезда помощника Олбрихту придется работать больше прежнего, так что Олбрихт подавлял его идеи в зародыше.
Бонхёффер понимал ситуацию и подчинялся Олбрихту, избегая конфликтов, – в общем и целом Олбрихт оставался им доволен. Молодой человек не попускал собственной гордыне: он вырос в семье, где не терпели малейших проявлений эгоизма и самодовольства, и к тому же научился рассматривать гордыню также и с христианской точки зрения. В письме другу и коллеге Хельмуту Рёсслеру Бонхёффер рассказывал об удовлетворении, которое получал от работы, и о двойственной природе своего удовлетворения:
...
Летом я был предоставлен сам себе и читал проповедь каждые две недели… и я рад своему успеху. Тут субъективное удовольствие, которое можно определить как самодовольство, смешивается с объективной радостью и благодарностью. Такова участь всех религий: субъективное смешивается с объективным, самодовольство может, таким образом, быть несколько облагорожено, однако от него невозможно радикально избавиться, и богословы страдают от него вдвойне – и в то же время, разве нет причины радоваться при виде битком набитой церкви, когда на службу являются люди, годами не заглядывавшие в храм? Но, радуясь, кто осмелится проанализировать свое удовольствие, кто поручится, что в нем полностью отсутствуют семена тьмы?119
Принципиально новым опытом стала для Дитриха работа в Deutsche Hilfsverein, немецкой благотворительной организации, связанной с приходом. По утрам Бонхёффер исполнял обязанности представителя этого фонда, и это означало выйти за пределы благополучного мира Грюневальда, где он провел юность, увидеть, как живет «другая половина человечества», столкнуться с людьми, чей бизнес на чужбине рухнул, с жертвами бедности и криминала, с отчаявшимися людьми, с настоящими преступниками. В письме Карлу-Фридриху он набросал весьма выразительную картину: бродяги, бездомные, беглые преступники, иностранные наемники, укротители львов и других животных, отставшие от цирка Крона во время испанских гастролей, танцовщицы из местных кабаре, убийцы, бежавшие в Испанию из Германии, – и каждый из них делился с молодым пастором подробностями своей жизни.
...
Вчера впервые здесь побывал совершенно бесстыдный человек, он утверждал, будто священник подделал его подпись. Я накричал на него и выгнал вон… Торопливо удаляясь, он ругался и проклинал меня и сказал фразу, которую мне теперь часто приходится слышать: «Мы еще встретимся, вот только спустись в порт!»… В консульстве мне сказали, что это известный мошенник и давно уже здесь околачивается120.
Эта работа впервые открыла перед Бонхёффером трагедию бедных и изгнанных из общества. Вскоре это стало одной из ведущих тем в его жизни и учении. В письме Рёсслеру он также затрагивает этот вопрос.
...
Каждый день я ближе знакомлюсь с людьми или, по крайней мере, с обстоятельствами их жизни, а порой их рассказы позволяют заглянуть в их сердца, и вот что меня неизменно поражает: здесь я вижу людей как они есть, без маскарада «христианского мира» – людей со страстями, преступников, маленьких людей с их маленькими надеждами, маленькими заработками, маленькими грехами, все они бездомны и бесприютны и начинают оттаивать, когда говоришь с ними по-доброму. Это реальные люди, и я все сильнее убеждаюсь в том, что они состоят скорее под благодатью, чем под гневом, а вот христианский мир – более под гневом, чем под благодатью 121.
* * *
С конца июня немецкая община Барселоны резко сокращалась. Многие уезжали на трехмесячные каникулы и возвращались лишь к октябрю. В том году к числу отъезжающих принадлежал и пастор Олбрихт. Бонхёффер знал, что уедет и большинство школьных учителей, но его вполне устраивала самостоятельная работа, и он, как всегда, чрезвычайно много успевал. С утра до десяти трудился в Hilfsverein, затем писал проповедь или готовил к публикации свою диссертацию Sanctorum Communio, читал и обдумывал вторую диссертацию – «Действие и бытие». В час дня он возвращался в пансион на обед, после обеда писал письма, играл на пианино, навещал своих прихожан в больнице или на дому, читал любимые книги, выходил в город на чашечку кофе со знакомыми. Чаще, чем ему хотелось бы, он поддавался невыносимой жаре и, как большинство барселонцев, укладывался поспать днем122. В то лето он проводил службу для детей еженедельно, однако проповеди читал лишь каждое второе воскресенье. «С меня этого довольно, – писал он Карлу-Фридриху. – Проповедовать в такую жару не очень-то приятно, в эту пору года солнце светит прямо на кафедру».
Бонхёффер обладал редким даром разъяснять обычным прихожанам самые сложные богословские идеи, однако в «такую жару» иные пассажи его речей оказывались чересчур сложными. Порой он взмывал над головами слушателей к заоблачным теологическим высям, и прихожанам оставалось лишь приложить руку козырьком ко лбу в тщетной попытке уследить за растворяющейся в синеве небес точкой и вздыхать про себя: «Где же тот ручной старый ворон, что проповедовал нам прежде, а мы с детьми ласкали его и скармливали ему яблоки с печеньем? Когда уж наконец вернется к нам добрый старикан Олбрихт?»
Тем не менее сольный полет Бонхёффера имел несомненный успех: в отличие от всех прежних лет, когда в каникулы церковь пустела, в тот год в самую жару число прихожан даже возросло. В августе Бонхёффер делился с другом:
...
Поразительный опыт – видеть, как сходятся воедино работа и жизнь. В годы учебы мы все мечтали о подобном синтезе, однако не находили его… Это придает ценность работе, а работника учит объективности, открывает ему его возможности и слабости. Такое знание приобретается лишь в реальной жизни123.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments