Пеле. Исповедь влюбленного в жизнь - Пеле Страница 25

Я становился национальной знаменитостью. Вышло две книги о моей жизни, и я снялся в биографическом фильме под названием «Eu Sou Pele» [5]. Я был очень востребован – не только в Бразилии, мне также поступали интересные предложения и из Европы. Один из директоров миланского «Интера» интересовался, не хочу ли я туда перейти. Клуб был готов заплатить 40 000 000 крузейро – целое состояние. Я отказался, да и «Сантос» не был готов меня продать (говорят, что в то время Национальный конгресс Бразилии объявил меня «не подлежащим вывозу национальным достоянием»). И в Турине, где «Сантос» участвовал в чемпионате «Италия’61» (на котором мы в итоге победили), я получил приглашение на обед с Умберто Аньелли, владельцем «Фиата» и «Ювентуса», команды, с которой нам как раз предстояло играть. Также на мероприятии присутствовал доктор Атье Жорже Коури, президент «Сантоса», и еще несколько человек. Мы приехали в назначенное время. Аньелли был очень элегантно одет и хорошо с нами обращался, и только в конце трапезы он невзначай повернулся к Атье и спросил: «Не хотели бы вы обсудить переход Пеле в «Ювентус»?» Атье чуть не поперхнулся, а я был в шоке! Когда Атье пришел в себя, он ответил: «Мы не ведем переговоры о Пеле. Он слишком дорого вам обойдется…» Аньелли его перебил и предложил: «А если мы начнем с миллиона долларов?» Вы даже представить себе не можете, сколь огромна была эта сумма в те дни. И будто этого было недостаточно, Аньелли изящно продолжил: «О, какой сегодня прекрасный день, небо такое голубое – давайте не будем портить его разговорами о деньгах…». Но Аньелли готов был предложить больше; в конце концов, он сулил мне сумму, эквивалентную нынешним десяткам миллионов долларов, – но сделка не состоялась. (Чтобы вы понимали значимость этого предложения, скажу, что тогда «Сантос» соглашался играть за границей за 5000 долларов».) Но тогда я хотел остаться в Бразилии: я все еще пытался уговорить Роземери выйти за меня замуж – она сомневалась, потому что считала, что слишком юна для этого, и, возможно, так оно и было – и еще я решил позаботиться о будущем и вложить во что-нибудь деньги.

К этому моменту, по меркам Бразилии, я уже прилично зарабатывал, а моя известность достигла той отметки, которая позволяла получать деньги за то, что я разрешал использовать свое имя в рекламе определенных продуктов. Некоторые думали, что я греб деньги лопатой: однажды я получил письмо от какого-то человека из Ресифи, которое гласило: «Дорогой Пеле, я бы хотел, чтобы вы купили мне машину – новую, не подержанную – последнюю модель. Я таксист, и мне надо поменять автомобиль». Это была одна из первых просьб, но далеко не последняя.

Хотя наблюдать за тем, как увеличивалось мое состояние, было приятно и я уже мог помогать родителям, я не забывал об опыте старого товарища Васконселоса и о его травме, резко сократившей срок его карьеры. Я понимал, что мне надо было заставить деньги работать на меня. Посоветовавшись с теми в «Сантосе», с кем был близок, я решил вложить деньги в бизнес вместе с Зито и испанцем по имени Хосе Гонсалес, известным как Пепе Гордо («Толстый Пепе»), вовлеченного в компанию «Sanitária Santista», которая занималась поставками строительных материалов. Он мне сразу понравился, и я позволил ему распоряжаться моими финансами. Как оказалось, в этом я слишком поспешил, но от его услуг я отказался только спустя пару лет.

* * *

В ближайшем же будущем меня ждал Чемпионат мира 1962 года, проходивший в Чили. Бразилия открывала турнир, и не только в связи с тем, что была чемпионом прошлого чемпионата, но и потому, что считалась главным фаворитом на победу в этом. На пути к финалу мы следовали практически той же стратегии, что помогла нам в 1958 году. Феола заболел, поэтому у нас был новый тренер, Айморе Морейра, но большая часть команды осталась прежней. Жилмар, Джалма Сантос, Нилтон Сантос, Диди, Гарринча, Зито, Загалло, Вава и я никуда не делись. Мои товарищи по «Сантосу», Мауро, центральный полузащитник, и Коутиньо, тоже были в команде.

Глава делегации, доктор Пауло Машаду де Карвальо, хотел, чтобы процесс подготовки к чемпионату 1962 года максимально напоминал подготовку 1958 года. Он надеялся, что так нам удастся повторить наш успех. Доходило даже до крайностей. Например, он договорился с пилотом «Панэир ду Бразил», капитаном Багнером, управлявшим самолетом, на котором мы летели в Швецию, о том, чтобы тот доставил нас в Сантьяго. И хотя теперь капитан работал на «Вариг», компанию, взявшую на себя маршруты «Панэир» после ее закрытия, на одном из двигателей нашего самолета в 1962 году все еще красовался логотип «Панэир». Как этот двигатель туда попал? Доктор Пауло хотел, чтобы все было в точности так же, как и в 1958 году. Он был очень суеверным человеком, и с 1958 года носил только коричневые шляпы. На удачу. Единственное, чего он в полете гарантировать не мог, так это хорошей погоды, и, пролетая над Андами, мы попали в зону сильной турбулентности. Большая часть команды страшно испугалась. Но я был спокоен. Будучи верующим человеком, я знал, что если мне суждено умереть, то так тому и быть. Тогда стоит ли бояться? Поэтому я просто расслабился и молился. Остальные же сходили с ума и говорили, что я свихнулся. «У тебя разве семьи нет?» – кричали они. «И что, по-вашему, я должен делать?» – отвечал я, сидя спокойно в кресле. Трясло самолет недолго. Началось все это как раз, когда мы собирались поесть, и мы шутили, что наши стейки теперь оказались в чужих тарелках.

Однако самым знаменательным событием 1962 года для меня стало паховое растяжение, вызванное участием в непомерном количестве матчей. Я был молод, однако меня стали беспокоить боли в приводящей мышце, и после товарищеского матча с Португалией я испытывал определенный дискомфорт. Я поговорил с нашим врачом, доктором Хилтоном Гослингом, и Марио Америко о «совсем незначительной боли», но они сочли это пустяком – я должен был продолжать играть. Помимо всего прочего, у нас были очень тяжелые тренировки, от которых я никогда и ни при каких условиях не освобождался. Наш тренер, Пауло Амарал, всегда заявлял: «Все должны участвовать в тренировках». Если кто-нибудь из технической комиссии пытался вмешаться в его программу, то он говорил: «Я знаю, что делаю. И я не хочу, чтобы кто-либо вмешивался в мою работу – я же не лезу в ваши дела!» У Пауло были весьма напряженные отношения с игроками; однажды Нилтон Сантос отказался прыгать через барьер, и когда ему сделали замечание, тот ответил: «Я прилетел в Чили не на чемпионат по легкой атлетике…». Как в 1958 году, казалось, что травма могла повлиять на количество матчей, в которых я мог принять участие. Но пока что я пытался подавить свое беспокойство.

Мы попали в третью группу вместе с Мексикой, Чехословакией и Испанией, и играть нам предстояло на маленьком, но симпатичном новом стадионе «Саусалито», расположенном недалеко от моря в Винья-дель-Маре. Мы думали, что легко одержим победу в своей группе, но на самом деле наш первый матч 30 мая 1962 года оказался на удивление непростым. Мексиканская команда демонстрировала отвагу и великолепную организованность, и нам пришлось сменить схему построения с 4-2-4 на 4-3-3. Это помогло, и во втором тайме мы уже играли лучше, забив соперникам два гола. Первый Загалло забил головой после моей поперечной передачи, а второй мяч отправил в ворота я сам. Я получил настоящее наслаждение, поскольку мне удалось обойти четырех защитников, прежде чем мощным ударом я забил гол великолепному мексиканскому вратарю Карбахалю.