Воспоминания о походах 1813 и 1814 годов - Андрей Раевский Страница 25

В Берлине не успел я видеть еще многих любопытства и внимания достойных предметов, и должен был, хотя с сожалением, расстаться со столицей Пруссии. Счастлив я, что имел возможность пробыть в ней несколько дней! Следуя с полком или корпусом, занятия по службе не допускают офицера располагать своим временем. Большей частью проходящие войска видят только снаружи места ими занятые. Уставши после трудного перехода, озабоченный распоряжениями и надзором над солдатами, офицер весьма рад, если найдет несколько часов для отдохновения: прихоти ума покоряются слабости природы человеческой.

Через Бецов, Фербелин, Кириц, Клецке и Перлеберг прибыли мы в Ленцен, небольшой городок на Эльбе, которая служит границей Пруссии с этой стороны. Не доезжая несколько верст до Фербелина, возвышается монумент Фридриху-Вильгельму, великому электору Бранденбургскому, в память победы одержанной над шведами 18 июня 1675 года. Он стоит на самом поле сражения и на том месте, где великий электор с четырьмя полками решил участь битвы. Сражение это было первым основанием будущего величия Пруссии. Оно столь важно по своим следствиям, что я считаю не излишним сообщить подробное описание знаменитого дня этого.

«Великий электор Бранденбургский в 1675 году вел войну против Швеции. Армия его состояла из 5500 человек конницы и 12 орудий, пехоты совершенно не было. Шведы имели 10 полков пехоты и 800 драгун. Такое неравенство сил и оружия не устрашило электора. 18 июня выступил он против шведов, поручив авангард, до 1600 человек простиравшийся, принцу Гомбургскому с приказанием обозреть положение неприятелей, не вступая, однако ж, в решительное дело. Принц, прошедши лес, увидел шведский лагерь между селениями Гакембергом и Торнау, имевший в тылу своем болото, Фербелинский мост на правом фланге и открытую долину перед фронтом; столь невыгодное положение противника побудило его устремиться на передовые посты, которые и отступили к главному своему корпусу. Шведы, поспешно оставив лагерь, построились в боевой порядок. Принц Гомбургский, увлеченный свойственной ему горячностью, напал с вверенным отрядом на всю неприятельскую армию. Электор, узнав об угрожавшей опасности, летит на помощь своему авангарду. Перед начатием действия Фридрих-Вильгельм, обнажив шпагу, произнес к солдатам: «Товарищи! Для меня не нужно иной защиты, иного оружия, кроме помощи Божией, вашего мужества и моего меча. Следуйте за мной, друзья мои, и не сомневайтесь в победе!» Электор пользуется одной высотой и, расположив на ней орудия, делает несколько залпов против шведов; пехота их поколебалась. Заметив неустройство неприятельских батальонов, Фридрих-Вильгельм устремляется со всей конницей против правого фланга, приводит его в замешательство, которое превратилось наконец в совершенное бегство. Многие полки шведской гвардии были истреблены, поражение правого крыла влечет за собой поражение левого, шведы бросаются в болота, множество из них убито окрестными жителями, успевшие спастись обращаются на Фербелин и разрушают мост. При этом случае историк передает потомству великодушное самопожертвование шталмейстера великого электора. Фридрих-Вильгельм имел под собой белую лошадь. Шталмейстер (он назывался Фробеном), заметив, что неприятельские выстрелы большей частью направлены были против этой лошади, отличной от других цветом шерсти, просит Электора пересесть на его лошадь под предлогом, что эта последняя не столь упряма. Электор исполнил желание верного служителя, который через несколько минут заплатил за свое усердие смертью, назначаемою его повелителю. Недостаток пехоты воспрепятствовал Фридриху овладеть Фербелинским мостом и преследовать бегущего противника; он остановился на поле сражения, которым овладел с толикой славой. Принц Гомбургский, своей легкомысленностью подвергнувший опасности жребий государства, получил прощение. «Если бы я должен был судить вас по всей строгости воинских законов, – сказал ему победитель, – то вы заслуживаете смерти, но Богу неугодно, чтобы я помрачил славу дня этого пролитием крови принца, который был главной причиной одержанной победы». В этом решительном сражении шведы потеряли: два штандарта, восемь знамен, восемь пушек и три тысячи человек. Прибывшая в то время пехота под начальством генерала Дорфлинга [24]преследовала на другой день бегущих и взяла множество пленных. Потомки Фридриха почитают эту минуту первой эпохой утверждения своего могущества. (Diction. des sièges et batailles.)

В Фербелине время прошло для меня довольно весело. Квартира моя была у доктора Яниша, которого родной брат, по словам его, находится в России. И сам старик хотел бы ехать туда же, но, имея весьма большое семейство, он боится променять верное счастье на неверные надежды. Я сам не советовал ему оставлять мирного уголка своего, где он родился, вырос и старится. Здесь все его знают, любят, уважают, на чужой стороне, как бы весело ни было, а все больно отвыкнуть от своего языка, от образа жизни, от лиц, которые в продолжение 60 лет видел перед собой. Мне кажется, что тот только, кто потерял доброе имя, может равнодушно оставить свое отечество. Правда, что политические обстоятельства и другие непредвидимые причины побуждают часто искать счастья и радостей под чужим небом, но поверю ли, чтобы человек с душой и сердцем мог легко забыть свою родину. Будучи отдален от России, в неизвестности, скоро ли возвращусь в объятия родных и друзей моих – более, нежели кто другой, чувствовал я справедливость этой истины. После обеда собралось к хозяину несколько девушек, по соседству живших, вскоре раздались звуки арф, фортепиано и несколько прелестных голосов, которые не были испорчены ни летами, ни итальянскими учителями. Я не большой знаток в музыке, не знаю, верно ли брали они тоны и полутоны, но признаюсь, что ни в каком концерте не ощущал подобного удовольствия. Почтенный старик восхищался игрой своей дочери, старушка, жена его, наливала кофе и, с приметной радостью взирая на прекрасную дочь свою, поминутно спрашивала меня: которая из девушек пригожее, которая лучше играет и поет? Легко догадаться было, какого ответа она от меня ожидала. «Добрые люди! – думал я. – Зачем желать вам перемены своего состояния? Кто счастлив в семье своей, тот не должен завидовать и самим царям!..»