1937. Трагедия Красной Армии - Олег Сувениров Страница 25

Остро ощущались и переживания многих командиров, связанные с неизменным проведением «классового подхода» в явно гипертрофированной форме. Начальник Инженерного управления РККА Н.Н. Петин получил высокое звание «комкор». Но ведь все познается в сравнении. Его коллеге – начальнику АБТУ РККА И.А. Халепскому присвоили еще более высокое звание командарма 2-го ранга. И Петин жаловался своему заместителю Смирнову: «Разве нам с тобой, Сережа, можно было ждать чего-нибудь хорошего, ведь ты поп, а я бывший офицер»112.

Весьма болезненно реагировали командиры, особенно молодые, на проявление откровенной грубости, а то и неприкрытого хамства со стороны старших начальников. Это началось буквально с первых дней создания армии «нового типа». Многие искренне полагали, что с отменой военных званий и знаков различия, ликвидацией титулования всякая вежливость является чуть ли не дурным тоном. Негативно влиял и чрезвычайно низкий общеобразовательный уровень подавляющего большинства выдвинутых «с низов» командиров, даже не представлявших себе, что обращение начальника с подчиненным может быть вполне вежливым. И когда кое-кто все-таки высказывал сетования по поводу излишней грубости со стороны тех или иных начальников, они не без гордости отвечали: «Мы университетов (вариант: академиев) не кончали». Выступая на совещании в ПУРе в феврале 1935 г., начальник Военно-политической академии Б.М. Иппо говорил: «Значительная часть слушателей не отвечает требованиям. Мы в наших академиях вынуждены обучать людей арифметике, самому элементарному правописанию. Ведь он еще пишет не «донесение», а «донисение», он еще пишет не «взвод», а «звод»113.

Зато «матерный язык» такие, не обремененные культурой, командиры осваивали чуть ли не в совершенстве. Одним из таких любителей «матового воспитания» подчиненных был командир 12-й стрелковой дивизии (г. Благовещенск) Смирнов. Будущий генерал армии, а тогда начальник штаба 35-го стрелкового полка этой дивизии А.П. Белобородов сетовал в 1935 г.: «И работа хорошо идет, и работать хочется, а из дивизии надо бежать. Жить с комдивом невозможно». Ему вторил начальник штаба учебного артдивизиона Проскуряков: «Душно. Дышать нечем. Мешают тебя с грязью, а ты молчи»114. Грубо обращался с подчиненными командир 32-й мехбригады (ЗабВО) В.И. Подшивалов. 7 октября 1935 г. он нанес тяжкое оскорбление начальнику финчасти бригады, бывшему сотруднику обкома ВКП(б) Ашарину: «…ты мне не вкручивай, ленинградская шпана… Я тебя на гауптвахте сгною, это тебе не в обкоме партии сидеть, мальчишка, дурак, лодырь»115. И это лексикон командира механизированной бригады мирного времени! Совершенно резонно в связи с этим начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР М.И. Гай докладывал начальнику Политуправления РККА: «Значительная часть начсостава в разговорах заявляют, что с таким комбригом воевать нельзя, так как при его самодурстве можно бесцельно погибнуть»116.

Но уже в 1935 г., а особенно в 1936 г. Рабоче-крестьянскую Красную армию все больше начинают волновать аресты военнослужащих по политическим мотивам. Вот лишь некоторые факты, которые мне удалось выявить в архивах.

В штабе РККА служил начальником 2-го сектора 1-го отдела 2-го управления сорокалетний участник Гражданской войны Г.В. Васильев. Он без восторга встречал очередные мероприятия партии и правительства и позволял себе высказывать недовольство по поводу материальных затруднений, а то и большим объемом программы по марксистско-ленинской подготовке и даже вроде поговаривал о наличии эксплуатации крестьянства в СССР. Поскольку он был беспартийным, то оказался недоступен для парторганизации. Но в отделе нашлись «бдительные» люди, и 20 декабря 1934 г. он был арестован, нашлись и свидетели – сослуживцы Друнин, Трошин, Ексимов, Недокукин, Леонтьев и Савинов, на основании показаний которых приговором Военной коллегии от 28 февраля 1935 г. Г.В. Васильев был признан виновным в том, что «он, имея антисоветское мировоззрение, на протяжении ряда лет систематически проводил среди работников штаба РККА контрреволюционную агитацию, стремясь доказать неправильность ряда мероприятий Коммунистической партии и Советского Правительства»117.

Поскольку пора массовых расстрелов еще не наступила, Военная коллегия «ограничилась» осуждением командира с «неправильным» мировоззрением к семи годам лишения свободы в ИТЛ. Его срок заключения, по приговору, должен был закончиться еще в 1942 г., но, видно, ему «добавили», ибо даже в ноябре 1956 г. он пишет из дальних краев ходатайство о реабилитации. За эти годы его единственный сын уже успел погибнуть на одном из фронтов Отечественной войны118, а отец все пребывает «безо всякого отъезда в дальнем городе Инте». Приговор 1935 года был отменен только в декабре 1956 г., а дело прекращено «за отсутствием состава преступления» и в феврале 1957 г. было объявлено Г.В. Васильеву – еще живому… Прошло «всего» 22 года…

Тревожное впечатление произвел арест летом 1935 г. прославленного героя Гражданской войны, начальника кафедры военной истории Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского Г.Д. Гая (Бжишкяна). Несколько военных прошло по так называемому «Кремлевскому делу». Но аресты военнослужащих по политическим мотивам в 1935 г. были все же единичными. Да и в 1936 г., хотя они и участились, но массового характера еще не носили. Вплоть до наступления кровавого 1937-го года все-таки нередко пытались как-то разобраться.

Вот одна весьма характерная история. 19 мая 1936 г. начальник Особого отдела Главного управления госбезопасности НКВД СССР комиссар госбезопасности 2-го ранга М.И. Гай представляет наркому обороны СССР меморандум на слушателя 2-го курса Военной академии имени Фрунзе старшего лейтенанта Михаила Ивановича Шилова, обвиняет его в том, что он систематически высказывает троцкистские взгляды, и, в частности, по поводу оккупации Германией Рейнской зоны Шилов якобы высказался следующим образом: «Гитлер – не дурак, это умный человек и знает, что надо делать». Легко можно понять, что же за атмосфера была в армии уже в 1936 г., если Гай на основе этого просит у Ворошилова санкции на арест Шилова. Но при всем при том даже тридцать шестой год еще далеко не тридцать седьмой. И Ворошилов еще не сломлен до конца. Он принимает решение: «Арестовывать пока не нужно. Следует вести наблюдение. ПУРу дам соответствующие указания. КВ. 23/V.36 г.». Через три дня появляется резолюция начальника Политуправления РККА Гамарника: «Лично тт. Осепяну и Щаденко [15]. Расследуйте тщательно и доложите мне. 26/V.36 г.»119.

И далее развертывается целая серия проверок, бесед, опросов однокашников Шилова. Прежде всего берутся за бывшего старшину 1-го курса капитана И.И. Людникова. И тот заявляет: «Никаких ошибок во время занятий, консультаций и в руководстве кружком в ОМО (отдел материального обеспечения. – О.С.) со стороны Шилова не было»120. Как по-человечески отрадно и сейчас, через 60 лет, видеть стремление человека быть порядочным даже в тех мрачных условиях. Пройдет всего шесть лет, и Людников станет одним из героев обороны Сталинграда, а затем и достойным командующим армией.