Курская битва. Оборона. Планирование и подготовка операции "Цитадель". 1943 - Петр Букейханов Страница 25

Благодаря прочности тыла и жестоким мерам по укреплению трудовой и воинской дисциплины Красная армия, потерпевшая в 1941–1942 годах ряд поражений, катастрофических для любой европейской армии любой европейской страны, не развалилась окончательно, а постепенно восстановила свою боеспособность и продолжала сопротивление, накапливая боевой опыт.

Высшее военное руководство Германии осознало крах своей наступательной стратегии на Восточном фронте после битвы под Сталинградом. 1 февраля 1943 года, на совещании в ставке главного командования вермахта, Гитлер вынужден был отметить, что «…возможность окончания войны на Востоке посредством наступления более не существует» [153].

Соответственно, по мнению известного английского военного специалиста генерала Джона Фуллера (John Fuller) [154], в марте 1943 года Гитлеру уже стало ясно, что предотвратить поражение в войне можно только политическими средствами (действительно, вовремя не использовав политические средства для обеспечения успеха стратегии молниеносной войны на Восточном фронте, затем понадобилось прибегнуть к ним, чтобы попытаться избежать разгрома на этом театре военных действий. – П.Б.). Теперь руководству Германии следовало противопоставить русским их англо-американских союзников, используя, прежде всего, страх европейцев и американцев перед вторжением Красной армии и одновременно недоверие, подозрения и опасения коммунистического руководства СССР по поводу действительных намерений правящей элиты капиталистических стран. Свое мнение Фуллер обосновывает изменениями в характере немецкой пропаганды, которая летом 1943 года вместо лозунга завоевания жизненного пространства для немцев (нем. Lebensraum) [155]выдвинула лозунг защиты общеевропейского дома от азиатско-еврейского большевизма СССР и агрессии великих внеевропейских держав США и Великобритании – превращение Европы в крепость («Крепость-Европа», нем. Festung Europa) [156]. В связи с этим от немецкой армии в дальнейшем требовалось максимально затянуть военные действия, чтобы выиграть время для искусственного и естественного развития противоречий между русскими и их англо-американскими союзниками. Вермахт должен был оставить стратегию «сокрушения» (нем. Niederwerfungstrategie) и перейти к стратегии «истощения» (нем. Ermattungstrategie).

Перейдя к стратегии затягивания войны, политическое руководство Германии должно было попытаться искусственно создать или использовать естественно складывающиеся условия, которые позволили бы обострить противоречия между союзниками. Некоторые возможности для этого оказались связаны с постоянно актуальным в отношениях между русскими и европейцами так называемым «польским» вопросом.

В марте 1943 года немецкое руководство попыталось искусственным образом повлиять на общественное мнение Англии и США, широко осветив с помощью пропаганды события расстрела советскими органами государственной безопасности польских офицеров весной 1940 года в Катынском лесу под Смоленском (их останки были обнаружены немцами еще в 1942 году). 20 марта 1943 года польское правительство в эмиграции одновременно с правительством Германии обратилось в Международный комитет Красного Креста с просьбой о расследовании данного факта. В апреле 1943 года эксперты из 12 европейских стран составили протокол изучения останков более 10 тысяч польских военнослужащих, находившихся в плену в СССР с 1939 года, где подтвердили обоснованность обвинений в адрес советских правоохранительных органов (по замечанию Сталина в послании Черчиллю, это была «следственная комедия», не вызывающая доверия у честных людей) [157]. В конце апреля советское правительство разорвало все отношения с польским правительством. Однако, оказавшись перед угрозой разрыва отношений с СССР после отзыва советских послов из Великобритании и США, англо-американская политическая элита продемонстрировала свою обычную беспринципность, якобы поверив советским заявлениям о том, что все случившееся – немецкая дезинформация и фальсификация.

В конце 1943 и первой половине 1944 года основная напряженность в отношениях между премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем (Winston Churchill) и советским лидером и Верховным главнокомандующим Иосифом Сталиным оказалась связана с вопросами по поводу советско-польской границы, территориальными претензиями Польши и СССР на земли Восточной Пруссии, а также конфронтацией между польским и советским правительствами (после расследования катынских событий Сталин в посланиях Черчиллю называл польское правительство империалистическим и профашистским) [158].

Соответственно еще одна возможность конфликта между СССР и его англо-американскими союзниками сложилась естественным образом, когда советское руководство из политических соображений не только не поддержало начавшееся 1 августа 1944 года вооруженное восстание польских «партизан» в Варшаве, организованное польским правительством из Лондона, но даже отказалось предоставить промежуточные аэродромы для «челночных» полетов англо-американской авиации, пытавшейся доставить полякам предметы снабжения с аэродромов в Италии (в ответ на прямую просьбу Черчилля и Рузвельта помочь их самолетам быстро осуществлять снабжение польских «антинацистов» в Варшаве Сталин отвечал, что кучка преступников затеяла восстание ради захвата власти, поэтому советское командование решило отмежеваться от варшавской авантюры, чтобы не нести ни прямой, ни косвенной ответственности за эту акцию) [159]. Варшавское восстание было подавлено частями германской армии, а западные союзники СССР не стали обострять возникший конфликт, сделав вид, что они оставили происшедшее без внимания (в связи с этим для военно-политического руководства Германии наиболее политически и стратегически целесообразным решением было бы не бороться с восстанием, а просто блокировать Варшаву (наиболее важные коммуникации проходили через пригород на восточном берегу Вислы – Прагу, и все время продолжали оставаться под контролем полевых частей группы армий «Центр», так же как и четыре главных моста через Вислу) [160]и только демонстрировать здесь военную активность, чтобы советским войскам при дальнейшем наступлении пришлось столкнуться с воодушевленными победой значительными силами так называемой Армии крайовой, руководимой польским правительством из Лондона, что неминуемо вызвало бы серьезный конфликт между поляками и русскими и новое столкновение англо-американских и советских интересов из-за «польского» вопроса) [161].