Адмирал Кузнецов. Опальный адмирал - Александр Золототрубов Страница 25

— Согласится ли с нами товарищ Сталин? — засомневался Жданов, ставя свою подпись.

— Людей ведь мы готовим к войне, а не на праздники, — возразил Кузнецов.

Не знал он, что в это же время Сталин вызвал к себе наркома госбезопасности генерала Меркулова и начальника разведки этого наркомата генерала Фитина. Что же случилось? Днем раньше, 17 июня, вечером из Берлина центр получил важные сведения от двух советских разведгрупп, и буквально через час Меркулов направил Сталину и Молотову спецсообщение, в котором говорилось, что «все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар немцев можно ожидать в любое ближайшее время».

Оба генерала вошли в кабинет. Сталин стоял у стола хмурый, сосредоточенный.

— Скажите, начальник разведки, надежные ли источники сообщают это, где они работают, компетентны ли и какие у них возможности для получения столь секретных сведений?

Генерал Фитин подробно рассказал об источниках информации, назвал фамилии нескольких наших разведчиков, на которых он, Фитин, вполне может положиться.

— Я ручаюсь за правдивость каждой строки спецдонесения, товарищ Сталин. — Генерал перевел дыхание. — Так что прошу вас в надежности информации не сомневаться.

Сталин подошел к Фитину и, глядя на него в упор, произнес:

— Нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно было бы доверять. Ясно?..

(Сталин явно проигнорировал донесения разведчиков. Генерал армии Ивашутин позже свидетельствовал, что на информацию военного атташе во Франции генерала Суслопарова от 21 июня 1941 года о том, что нападение на СССР назначено на 22 июня, Сталин наложил резолюцию: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его». Берия в докладной записке 21 июня, за день до начала войны, уведомлял Сталина: «Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся нападении на СССР. Он сообщил, что нападение начнется завтра. Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 г. Гитлер на нас не нападет!» — А.З.)

— Все уточните еще раз, перепроверьте полученные сведения, — сказал Сталин Меркулову. — Надо учитывать и то, что это может быть дезинформация. Гитлер на это дело мастер.

— Ему равных в Европе нет, — бросил Молотов.

Пламя войны вовсю бушевало на фронтах, и то, что немецкие войска успешно продвигались вперед по нашей земле, уничтожая все живое на своем пути, обескураживало адмирала Кузнецова. Он еще не знал, как сложится судьба морских баз на Балтике и какие потери понесет флот, но предчувствие чего-то плохого угнетало его. Поэтому он спешил принять меры, которые могли бы обезопасить корабли от возможной гибели. Ход мыслей наркома прервал звонок адмирала Трибуца из Ленинграда. Обеспокоенный голос комфлота донес: гитлеровцы рвутся к Либаве, на ее подступах идут бои.

— Твою тревогу, Владимир Филиппович, разделяю… Что-что, повтори! — Кузнецов плотнее прижал к уху трубку. — Трудно тебе, да? А мне, наркому, думаешь, легко? Очень беспокоят акустические и магнитные мины? Меня тоже… Кое-что мы тут делаем… Ты прав, надо размагничивать все корабли… Нет, к вам я сейчас приехать не могу. Представителем наркома ВМФ на Балтику едет адмирал Исаков, так что вместе все решайте…

«Кажется, с минами нам придется повозиться», — грустно подумал Кузнецов, положив трубку на рычажок. К нему подошел адмирал Галлер.

— Готово, Лев Михайлович?

— Да, письмо в Наркомат судпрома… Прошу подписать, если у вас не будет возражений. — Галлер протянул листок наркому. — Кажется, мною все учтено: скорее ввести в строй корабли, которые находятся в ремонте, закончить испытания эсминцев «Грозный» и «Статный». Просил бы вас лично переговорить с наркомом судпрома о подводных лодках. У нас ведь до сих пор не завершены работы на подводных крейсерах типа «К-1» и «К-2». Еще в прошлом году мы перевели эти лодки на Северный флот, но в море их на боевое задание не пошлем. Огорчен я и тем, что в капитальном ремонте находятся восемь лодок, из них четыре «щуки».

— Когда они вступят в строй?

— В июле, не раньше.

Нарком ВМФ подписал документ и распорядился сегодня же отправить его в Наркомат судпрома.

— Я переговорю с Иваном Исидоровичем Носенко. И вот еще что, — продолжал Кузнецов. — Звонил Трибуц. Его крайне тревожат акустические и магнитные мины. Немцы сбросили их не только в Кронштадте и Таллине, но и в Севастополе, Новороссийске, Одессе, Очакове… Нетрудно догадаться, почему. Враг стремится блокировать или уничтожить наши корабли, потому-то и минирует бухты, рейды, фарватеры. А должной защиты от этих мин у нас пока нет.

— Я бы так не сказал. — По худощавому лицу Галлера скользнула улыбка. — Размагничивающие устройства у нас есть, одно из них оборудовано на линкоре «Марат».

— На Северном и Черноморском флотах их пока нет, — заметил нарком. — Нет и людей, которые могли бы тралить акустические мины. Так что форсируйте создание групп размагничивания кораблей, Лев Михайлович. Время нам нельзя терять. Ни один корабль или подводная лодка не должны выходить в море без проверки магнитного поля. Это — приказ. Так и объявите командующим флотами. Кораблей у нас мало, их беречь надо. А если взять Северный флот, то там вообще меньше всего подводных лодок — пятнадцать единиц. Да, — спохватился нарком, — что с торпедными катерами? Испытания на Черном море закончились? Я имею в виду новый образец «СМ-3». Каковы выводы капитана 2-го ранга Никитина?

— Я беседовал с ним. — Галлер достал из кармана записную книжку. — Новый торпедный катер будем запускать в производство, он хорошо показал себя на испытаниях, и Никитин доволен. Но Головко просит сейчас дать ему катера. Я распорядился, чтобы готовили к отправке на Северный флот катера «Д-3». Они обладают большей мореходностью, что весьма важно на севере, где море Баренца бурлит днями и ночами. У них к тому же большой радиус действия… Отправим катера по железной дороге в конце июля или чуть позже…

— Нет-нет, — прервал его нарком, — время не затягивать! Мы и так дали промашку в этом важном деле. — Кузнецов помолчал с минуту, о чем-то размышляя, а потом вдруг предложил: — А что, если с Балтики передать в Полярный восемь-десять подводных лодок? Перебросим их по Беломорско-Балтийскому каналу. Дело это, конечно, хлопотное, но у вас, Лев Михайлович, есть опыт.

— Хорошо, я продумаю все детали, только бы высшее начальство дало «добро», — сказал Галлер.

— Будет постановление Государственного Комитета Обороны, — заверил его нарком.

Адмирал Галлер был из тех, кто жил флотом, и то дело, которое ему поручалось, было для него свято. Морские дороги Галлера и Кузнецова пересеклись во время стажировки в штабе Морских сил Балтики, когда Николай Герасимович учился в Военно-морской академии. Галлер, в ту пору флагман, заприметил его и лестно отозвался о молодом стажере: «У Кузнецова недюжинные способности к аналитической работе. Если его назначить в штаб, флот выиграет». К мнению Галлера, авторитет которого был высок, прислушались. Кузнецов, окончивший академию с отличием, имел право выбора службы, но, к огорчению Галлера, от штабной работы отказался и попросил направить его на корабль. «Хочу набраться опыта в море, в плаваниях», — заявил он.