Леонид Шебаршин - Анатолий Житнухин Страница 25

Поработав недолгое время в Москве в должности заместителя начальника отдела Первого главного управления КГБ, Шебаршин начинает готовиться к очередной заграничной командировке.

Впереди — Иран. Пока Леонид Владимирович знакомится с книгами по истории и литературе страны, изучает её экономику и овладевает новым для себя языком — фарси, в Иране разгорается исламская революция. Мохаммед Реза Пехлеви, правивший страной с 1941 года, был вынужден бежать, а власть под многотысячные возгласы толпы «шах ушёл, имам пришёл!» захватили исламские фундаменталисты во главе с их лидером аятоллой Хомейни.

Первым делом новое правительство ввело шариатские законы и прекратило отношения с Западом. Но разрыв с проамериканской политикой не означал сближения Ирана с СССР и другими социалистическими странами — все они также были объявлены «дьявольскими державами», враждебными исламу.

«Америка хуже Англии, Англия хуже Советского Союза, а Советы хуже Америки и Англии вместе взятых!» — заявлял Хомейни. Однако причины и характер такой враждебности были различными. Если США и Англия олицетворяли для исламистов нечто вроде всеобъемлющего зла, то в Советском Союзе они усматривали своего главного идеологического соперника в борьбе с империализмом. Исламская республика не могла примириться с тем, что СССР поддерживал на Востоке национально-освободительное движение, действовавшие там партии и организации левого толка, которые, по мнению сторонников Хомейни, должны были уступить место религиозному движению, основанному на идеях шиитского фундаментализма.

Нетрудно представить обстановку, в которую попал только что прибывший в Тегеран новый резидент. Город гудит, будто потревоженный улей, кругом толпы людей с горящими глазами скандируют лозунги, прославляющие Хомейни, шлют проклятия в адрес Америки и Советского Союза. Антиамериканские и антисоветские лозунги красуются на заборах и стенах домов.

«Зловещий старец», «чёрное наваждение»… Короткие фразы в записях Шебаршина точно передают его первые впечатления от происходившего вокруг. В голову невольно приходили мысли о том, что много лет назад, зимой 1829 года, охваченная религиозным экстазом толпа разгромила русскую миссию в Тегеране, устроила на её территории резню и зверски убила российского посланника в Персии — великого писателя А. С. Грибоедова, автора бессмертной пьесы «Горе от ума».

Советское посольство расположилось среди старых, довоенной постройки зданий различных дипломатических представительств в Тегеране. За глухими кирпичными стенами — просторный парк. Высокие платаны и сосны, пережившие не одну иранскую смуту, бросают густую тень на аккуратные лужайки и подстриженные кустарники, посыпанные мелким красным щебнем дорожки. В безветренную погоду кажется, что деревья, окутанные дрожащим знойным воздухом, тихо дремлют под монотонное журчание арыков, несущих прохладную воду с гор.

Леонид Владимирович часто любовался панорамой Тегерана, открывавшейся с территории посольства, от подножия памятнику Грибоедову, сооружённому в 1912 году на средства, собранные русской колонией. На невысоком постаменте в кресле сидит наш бронзовый соотечественник и читает что-то написанное на бронзовом листке, слегка, почти неприметно, улыбаясь.

Здесь острее представляются, принимают почти реальные очертания события давно минувших лет. Чудится страшный рёв толпы, окружившей русскую миссию и пытающейся тяжёлыми брёвнами разворотить прочные засовы кованых ворот. Страшны бессмысленные и яростные лица, неразборчивые крики людей, жаждущих крови неверных. Вот эти крики слились в одно, всё громче и громче звучащее слово «марг!» — «смерть!».

О чём думается Шебаршину в эти минуты? Может, о том, что если толпу лишить человеческих чувств и разума, тогда разговор с ней невозможен. Она разрушит любую крепость, сожжёт всё, что может гореть, растерзает на куски любого, кто выйдет ей навстречу. Бессмысленно увещевать бушующий пожар. С толпой нельзя ни разговаривать, ни винить её за совершённое злодейство.

Толпа — излюбленное и древнее орудие иранских политиков, которое они используют с большим искусством. Шебаршин ещё не раз вспомнит об этом. Не только вспомнит, но и с удивлением обнаружит: российские «архитекторы» и «прорабы» горбачёвских времён, искусственно накаляя атмосферу в обществе, особенно в период августовских событий 1991 года, преуспели в манипулировании толпой не меньше восточных правителей. Во всяком случае, тысячи обезумевших людей в центре Москвы, встретивших злобным улюлюканьем низвержение памятника Дзержинскому и рвавшихся громить главное здание КГБ, ничем не уступали исламским фанатам.