Император. Кровь богов - Конн Иггульден Страница 25

Октавиан шел к Дому девственниц бодрым и освежившимся. За несколько монет они с Агриппой и Меценатом сходили в баню и поели у уличного лотка. Да, теперь он носил тогу с чужого плеча, одолженную одним из друзей Мецената, но чувствовал себя гораздо увереннее. В парной, велев рабам-банщикам держаться подальше, трое друзей составили планы на будущее. И под солнцем, достигшим зенита, приемный сын Цезаря решительно вошел в храм, миновав и Гракха, и даже стражников, словно имел полное право их игнорировать. И действительно, они не посмели его остановить, так что через несколько шагов трое молодых людей сменили уличную жару на прохладу залов, предназначенных для поклонения богине. Возможно, мужчины постарше и не таращились бы столь откровенно, но весталки славились не только своей невинностью, но и красотой, а это сочетание только разжигало аппетит таких, как Цильний Меценат.

Квинтина Фабия появилась из каменной арки, чтобы приветствовать их. Она сменила утреннее официальное одеяние на столу из хлопковой ткани, которая не скрывала, а выставляла напоказ ее фигуру.

Легким шагом жрица подошла к Октавиану, взяла его за руки и поцеловала в щеку.

– Я скорблю за тебя и с тобой, – начала она. – Я надеялась, что прах Цезаря удастся собрать для могилы, но погромы были ужасными. Какое-то время никто не решался выйти на улицу. Я очень сожалею.

Октавиан моргнул. Он не ожидал сочувствия, и оно грозило достать до той части его души, где не утихала боль.

– Спасибо, – поблагодарил он весталку. – Думаю, в городе ты – первый человек, от которого я услышал такие слова.

– Ты должен простить тех, кто во власти, по крайней мере, за это. С наведением порядка дел у них по горло. Скажу честно, ты просто представить себе не можешь, как все было плохо.

– А эти Освободители? – спросил Гай Октавиан. – Где они прячутся?

– Некоторых, как Луция Пеллу, убила толпа. Остальные достаточно быстро поняли, куда дует ветер, и разбежались по своим поместьям и провинциям. Здесь ты их не найдешь, во всяком случае, в этом году, но в Сенате остались их сторонники. Со временем, я в этом не сомневаюсь, они тайком вернутся в Рим, пряча свои лица. – Верховная жрица пожала плечами, крепко сжимая руки юноши. – Я рада. Они пытались смыть позор содеянного, но граждане им не позволили. Хоть какая-то польза от этого хаоса.

– Мы можем перейти к делу, Квинтина? – спросил Цильний Меценат.

Женщина оглядела его с головы до ног.

– Вижу, ты снова здесь, Меценат. Сколько прошло лет?

– Не так и много, думаю, – отозвался молодой человек. – Ты прекрасно выглядишь.

– Не могу пожаловаться. Мне передать наилучшие пожелания твоей матери или ты сделаешь это сам?

– Вы знакомы? – спросил Октавиан.

– А как же, – безо всякого смущения ответил Цильний. – Квинтина Фабия – моя тетушка. Не самая любимая тетушка или что-то такое, знаешь ли. Просто тетя.

– И он далеко не самый любимый мой племянник, слишком уж ленивый, – не осталась в долгу Квинтина, но улыбка не сходила с ее лица. – А кто этот красивый и молчаливый мужчина? – кивнула она на Виспансия Агриппу.

– Агриппа? – переспросил Меценат. – Запах рыбы мог бы тебе подсказать, Квин. Он моряк, грубый и простой, но верный, как хороший пес.

Силач проигнорировал своего ехидного друга, потому что теперь Фабия сжимала его руки, и он почувствовал, как краснеет под ее пристальным взглядом.

– Меценат думает, что у него остроумные шутки, Агриппа. Я устала извиняться за него, – вздохнула жрица.