Волгарь - Марина Александрова Страница 25

Новая весна пришла на Дон, весна 1670 года. Дружно принялся таять снег, превращая дороги в непролазную кашу. Лед темнел и потрескивал на реках, чуя приближение ледохода. Заканчивалось зимнее сидение разинцев на Кагальнике. А из Москвы послан был к Донскому Войску дворянин Герасим Евдокимов. Посольский приказ был уже осведомлен о той силе, которую собрал Разин, поэтому Евдокимову, помимо жалованной грамоты, был даден тайный наказ для казацкого головы Корнилы Яковлева. Говорилось в тайном послании, чтобы оный казацкий голова унял Разина от воровства и бунта, и за эту службу буде награжден и жалован великим государем.

В Черкасске приняли Герасима радушно, собрался казачий круг, и на том кругу была с благодарностью принята и зачитана милостивая царева грамота, а Евдокимова отпустили на свое подворье готовиться к отъезду в Москву. Но рано радовался гонец: неожиданно вошел в город большой отряд казаков во главе с Разиным. Радостно их встретила черкасская голытьба, славила Стеньку, грозилась расправой богатым старшинам. Вмиг Черкасск перешел в другие руки. Не готовы оказались старшины к приходу вольного атамана, не было у них ни войска слаженного, ни оружия под руками в достатке.

Когда собрался новый круг для выбора станицы, что поедет в Москву с Евдокимовым, Разин подошел неожиданно да и объявил, что лазутчик Герасим, а не честный гонец. Велел Стенька привести его немедля и допрос учинил. Страшно сделалось Евдокимову, не понимал он, как сумел Разин проведать про тайный государев наказ, который получал он в столице с глазу на глаз и отдавал из рук в руки.

Чуть душу не вытряс гневный атаман из гонца и приказал завязать Герасиму рубаху на голове, набить ее камнями да и бросить его в реку. Хотел вступиться за Евдокимова Корнило Яковлев, дескать, не след поступать так с гонцом царским, да только не унять было Стеньку. Зло он посмотрел на заступника и пригрозил учинить с ним то же, что и с лазутчиком.

Утопив гонца, Разин разогнал казачий круг и стал полным хозяином Донского Войска. Через десять дней ушел шалый атаман из Черкасска, а за ним утянулась вся голытьба и из самого города, и со всего низовья донского. В полный голос готовился заговорить Стенька о своих планах посчитаться с боярами да освободить подневольный люд. Звал атаман с собой всех, кто устал терпеть над собой насилие помещичье, кто хочет лучшей жизни.

Но не сразу начался новый поход, еще долго собирало Стенькино войско запас военный да строило новые струги. И, казалось, что идут за Разиным уже все, кто мог, ан нет, все текли и текли к нему люди ото всюду. Всех беглых принимал атаман, всех привечал, всем обещался разобраться с обидчиками боярами да воеводами. И прорвался наконец к Стеньке Васька Ус со своей ватагой. Встретились атаманы, как два брата, без ревности к прошлой славе, потому что собирались они на непростое дело. Да и войско укреплял Разин, наводил порядок и на расправу был скор и крут. Казаки хоть и ворчали, но с понятием относились к новым порядкам.

Снова собрал Стенька казачий круг, не таясь более, сказал, что зовет всех на Волгу, воевать за государя с изменниками боярами да воеводами. Знал уже атаман, что согласны все будут идти за ним, потому как засылал он везде людей своих, чтоб вели разговоры нужные, исподволь сеяли в казаках мысли правильные.

Долго говорил атаман, поминал и лихих бояр, что изгалялись над крестьянами, хулил худых советчиков государевых, называл их изменниками, но и справедливых да к казакам ласковых дворян не забыл. Выходили после стенькиной речи казаки, говорили о своих обидах, звали идти на Волгу и на Русь, чтоб посчитаться с обидчиками, да ослобонить людей от тяжкого гнета. И каждому из них отвечал круг казачий: «Любо!»

На следующее утро выступило огромное, невиданное казацкое войско к Волге. Казаки шли и конными, и пешими, волокли струги на деревянных катках, катили пушки. Пыль висела над высушенной горячим солнцем степью. Но не только казаки эту пыль поднимали – полетели гонцы и к воеводам, и в Москву, упредить всех, что двинул Разин огромную силу, и надобно укреплять волжские города. Еще в начале весны знали в Думном приказе о стенькином войске, но не верилось боярам, что решится атаман после государева прощения на такой беспримерный поход. А теперь ясно стало им, что не приходится ждать пощады от предводителя голытьбы русской и страшен гнев народный. Объявили Разина богоотступником и бунтовщиком, да поволжским помещикам в первую голову оборону поднимать велено было. И для защиты от Разина двинулись из Москвы полки стрелецкие.

Сам же Стенька не только поход начал, но и отправил тайных гонцов к запорожским казакам. Были у атамана думки по всей Руси поднять народ да скинуть ненавистных бояр. Лишь супротив царя не говорил Разин, потому что почитали государя на Руси помазанником Божьим и свято верили в непогрешимость и непорочность царскую. Не знает, дескать, батюшка, что с народом бояре-изменники делают, вот и послужим государю, изведем под корень измену. Но не спешил запорожский гетман ответ давать, не было у него охоты воевать с регулярной армией. А вот голытьба запорожская бежала к Стеньке, и напрасно грозил гетман, что не будет им обратной дороги.

...Недалече от Царицына спустили казаки струги на воду. Подошли к городу с двух сторон: по Волге на стругах, а по суше конные да пешие полки. Приказал Разин встать лагерем вокруг Царицына и в бой не вступать. Знал уже атаман от перебежчиков, что нет нужды губить казаков и на приступ идти, мало погодя откроют жители ворота сами. Вот и сдал Стенька атаманские права на время Ваське Усу, а сам с малой частью войска ушел в степь разворовать улусских людей да едисанцев, кои были старыми казацкими врагами. А напоследок наказал казакам на стругах пойти вослед с подмогою.

...Есаул Парфенов на горячем жеребце ворвался с налета в едисанский стан вместе с другими казаками. Жарко рубились, вспоминая былые походы, не щадили едисанцев, пьянели от битвы. Ефим все время был в самой гуще сражения, крутился рядом с Разиным, и его сабля не знала усталости. Да только, видно, изменила удача бравому есаулу, достала его стрела. Хорошо, что подошла подмога на стругах, когда начали вороги окружать казаков, а не то не смогли бы соратники вытащить раненого Ефима. И когда возвращались казаки, нагруженные добычей, – табуны гнали да ясырь везли – лежал в том обозе в беспамятстве Ефим.