Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV – начало XVII в. - Виталий Пенской Страница 24

Наивысшего своего подъема численность русских ратей достигает, судя по всему, в первую половину правления Ивана Грозного (примерно 50–60-е гг. XVI в., после чего начинается спад, обусловленный в первую очередь экономическим кризисом, поразившим Русскую землю. Первые признаки его обозначились, кстати, еще в начале 50-х гг. XVI в. и имели, похоже, общеевропейский характер). К этому времени более или менее устоялась структура русского войска, основу которого составляла поместная конная милиция. Она усиливалась вооруженной преимущественно огнестрельным оружием пехотой (на первых порах по большей части новая русская пехота набиралась из числа выставляемых по разнарядке городами и волостями ратников, а затем пищальников стали теснить казаки и созданные в 1550 г. стрельцы – московские и городовые) и «нарядом»-артиллерией. Кроме того, к службе в государевом войске привлекались всякого рода инородцы – татары и ратники, выставляемые народами Поволжья, а также иностранные наемники, конные и пешие. Порядок несения ратной службы, равно как и отражавшие ее разрядные записи, также были более или менее приведены к единообразию, так что от правления первого русского царя сохранилось несколько больше документов, что и позволяет нам лучше уяснить, что представляли собой московские полки в эту эпоху.

Стоит заметить, что при попытках исчисления московских ратей «классического» периода необходимо учитывать ряд нюансов, связанных с особенностями службы в те времена. Первый связан с нечетким разделением комбатантов и некомбатантов, боевого элемента (условно – «сабель» и «пищалей») от небоевого. Дело в том, что ратных людей в походе сопровождала обозная прислуга, «кошевые», которая также была вооружена и на которую возлагались вспомогательные функции – от земляных работ до фуражировки. В случае необходимости «кошевые» могли вступать в бой и, таким образом, могли считаться, скажем так, «полукомбатантами». Второй нюанс связан с пешей и конной посохой – собираемая по традиции «с сох» «рать» была унаследована от прежних времен, но сейчас на нее возлагались сугубо вспомогательные, хотя и весьма порой немаловажные функции – прежде всего саперные работы на марше и во время осад, а также подвоз провианта, фуража, амуниции и снаряжения, обслуживание наряда и прочая черновая работа. Без посохи боеспособность рати, несомненно, существенно падала, и в таком случае можно ли ее не учитывать при исчислении общей численности рати? Наконец, сложный и весьма дискуссионный вопрос: учитывались ли послужильцы детей боярских вместе со своими господами в разрядных записях или же нет? Мы склонны дать на этот вопрос отрицательный ответ – нет, не учитывались, ибо, с одной стороны, число послужильцев было переменной величиной, определявшейся способностью сына боярского содержать то или иное число слуг, а с другой стороны, уравнивание гордых и заносчивых детей боярских с холопами неизбежно наносило поруху их фамильной «чести», к чему они относились очень чувствительно.

Вернемся теперь обратно к исчислению московских ратей. Судя по всему, в Разрядном приказе во 2-й половине XVI в. складывается окончательно практика ведения двух видов смет – общих, в которых фиксировалось общее число всех служилых людей всех чинов на определенный момент, и росписей для отдельных походов. Самыми ценными войсковыми списками второго типа являются, пожалуй, чудом сохранившаяся подробная роспись Полоцкого похода Ивана Грозного 1562–1563 гг., черновая роспись «берегового» войска князя М. И. Воротынского 1572 г., государева Ливонского похода 1577 г. и разрядные росписи 7087 (1578–1579 гг. – напомним, что в России тогда новый год начинался с 1 сентября) года, когда в Москве готовились к отражению вторжения польско-литовской армии короля Стефана Батория.

Изучение этих росписей позволяет нам составить более или менее точное представление о том, сколько «сабель» и «пищалей» мог выставить Иван Грозный в ту или иную кампанию на том или ином «фронте». Естественно, что численность полевой (sic!) рати в каждом случае была разной. Полоцкий поход (наряду с Казанским 1552 г.) по праву считается крупнейшим (если не самым крупным) военным предприятием Ивана Грозного (вровень с ними может быть поставлен, если судить по списку воевод и голов, быть может, только государев выход на «берег» против крымского «царя» в кампанию 1559 г.). Ценою серьезного напряжения всех сил Русского государства тогда Иван сумел собрать и (что тоже немаловажное достижение) буквально «протолкнуть» по заснеженным зимним дорогам действительно «тьмочисленную» рать. В ее состав входило порядка 18 тыс. детей боярских, примерно столько же их послужильцев (если полагать, на что есть все основания, что в разрядные росписи заносились только дети боярские, и каждый из них в среднем выставлял одного конного одоспешенного и вооруженного послужильца), почти 6,5 тыс. татар и прочих служилых инородцев, порядка 4,5 тыс. стрельцов и 6 тыс. казаков – всего около 50 тыс. «сабель» и «пищалей» ^[177]. И это без учета неизвестного количества даточных людей. Ведь только северные города и уезды дали больше 1 тыс. таких ратников, что «собою добры и молоды и резвы, из луков и из пищалей стреляти горазды, и на ртах ходити умели и рты у них были у всех, и наряду б у них было саадак или тул с луком и з стрелами, да рогатина или сулица, да топорок» ^[178]. А еще остаются Новгород и Псков, которые в предыдущие годы при тотальной мобилизации выставляли таких «молодых и резвых» людей 1 тыс. конных и 2 тыс. пеших, и вряд ли для этой кампании Иван Грозный стребовал с них меньше половины положенных даточных.

Для полной картины «тьмочисленности» не забудем про «полукомбатантов»-кошевых (которых надо полагать не меньше, чем 10–15 тыс. на круг) и посошную рать, занимавшуюся дорожными, саперными, осадными работами, доставкой снаряжения, амуниции, провианта и фуража, перевозкой артиллерии и пр. Псковская летопись сообщала, что такой посохи, коневой и пешей, что должна была явиться на государеву службу со своими припасами, лошадьми, «с ко-лесы и с хомуты и з дугами и с ужищи», имея «по топору по болшему по плотному» и прочий шанцевый и иной инструмент, было «80 000 и 9 сот» ^[179]. Цифра, что и говорить, умопомрачительная – Псков при всем своем желании не мог бы собрать столько «казаков», готовых за государево жалованье («коневником по пяти рублев, а пешим по два рубля») заниматься грязной (в прямом смысле) работой. И даже если бы все псковичи дружно, как один, явились на государев зов, и то столько бы мужиков не набралось. Но если в летопись попали сведения обо всей (sic!) посохе, собранной на всем Северо-Западе и задействованной для обеспечения государева похода на всем «литовском» «фронте» с осени по конец зимы 1562/63 г. – то такая цифра отнюдь не представляется чрезмерной.

Молодинская кампания 1572 г. в этом плане не менее показательна. Ожидая нашествия крымского «царя» Дев-лет-Гирея I и одновременно готовясь, учитывая резко обострившиеся отношения со Швецией, Иван Грозный и его «ставка» развернули одновременно две рати – одну в Новгороде, а другую на «берегу», вдоль Оки, от Калуги до Каширы. Новгородская рать насчитывала, по предварительным прикидкам, порядка 20–30 тыс. «сабель» и «пищалей», «береговая» была примерно такой же или чуть больше. Предварительная разрядная роспись говорит о том, что в состав должны были войти около 12 тыс. детей боярских (и еще 6–8 тыс. их послужильцев), 2 тыс. стрельцов, почти 4 тыс. казаков, около 300 немецких наемников, почти 2 тыс. «добрых и резвых» людей с северных городов – вместе с даточными до 30–35 тыс. «сабель» и «пищалей». В сумме мы выходим на всю ту же цифру примерно 50–60 тыс. «комбатантов», без учета «полукомбатантов»-кошевых и посохи ^[180].