Клавдий. Нежданный император - Пьер Ренуччи Страница 24

Самое сложное впереди, ибо Мессалину предупредили о приезде императора, и она была готова защищаться. Она еще находилась у Силия, когда вакханалия закончилась криком «спасайся, кто может». Гости разбежались, Силий отправился на форум — исполнять свои обязанности как ни в чем не бывало, а Мессалина удалилась в свои сады. Она понимала, что надо действовать на опережение: преторианцы уже отлавливали на улицах ее гостей, даже Силия задержали. Ее единственный шанс — немедленно отправиться навстречу Клавдию и объясниться. Перед этим она распорядилась, чтобы слуги привели детей, дабы они бросились в объятия отца, и упросила старейшую из весталок, Вибидию, попасться на глаза Клавдию и попросить о беседе с ним.

Затем она с тремя служанками побежала по улицам и в конце концов нашла телегу, на которой вывозили мусор. Она вдруг осталась одна. Вероятно, слуги, которых она призвала во дворец, куда-то скрылись. Можно предположить, что Паллант и Каллист не сидели сложа руки и создали вакуум вокруг императрицы. Во всяком случае, она увидела Клавдия только издали, потому что ее случайный экипаж застрял на дороге в Остию. Детей тоже не подпустили к отцу. Оставалась Вибидия. Это была священная особа, к которой нельзя было прикасаться под страхом смерти. Нарцисс ее принял, надо полагать, в присутствии Клавдия. Старая жрица перешла сразу к сути: супругу нельзя казнить, не выслушав слов в ее защиту. Ей ответили, что Мессалину выслушают, и отправили исполнять свои священные обязанности. Весталка не добилась немедленной встречи супругов, которая одна лишь и могла изменить положение. Последняя карта Мессалины оказалась бита. Она погибла.

Нарцисс сталкивался и не с такими препятствиями. Он мастерски провел третий, последний акт. Будучи хорошим психологом, он привел Клавдия на «место преступления» — в дом Силия, где тот увидел ценные вещи, принадлежавшие императорской семье, как будто Мессалина уже перевезла туда это имущество в качестве своего приданого. При виде этих вещей принцепс страшно разгневался. Вольноотпущенник воспользовался его настроением и пригласил отправиться в лагерь преторианцев, где держат виновных. Суд был скорым. Силий даже не пытался оправдаться, он попросил ускорить его смерть, и его волю тотчас исполнили. Казнили также сенатора Юнка Вергилиана и нескольких всадников, в том числе Декрия Кальпурниана, начальника пожарной стражи.

Только Мнестер сумел вызвать к себе жалость Клавдия. Лицедей показал свою спину, покрытую кровоподтеками, чтобы напомнить, что именно он, Клавдий, заставил его повиноваться Мессалине. Если он и согрешил, то по принуждению. Но вольноотпущенники доказали императору, что он не может отправить на смерть сенаторов и всадников, пощадив при этом лицедея. Тогда Клавдий решился казнить и его.

Оставалась Мессалина. Она вернулась в свои сады. Вечером Клавдий пировал. Время, хорошая еда и вино утишили его гнев — к большой досаде Нарцисса, ибо Клавдий велел передать «несчастной», чтобы она явилась на следующий день представить свои оправдания. «Несчастной»! Услышав это слово, министр понял, что если ничего не предпринять, завтра в роли обвиняемого окажется он сам. Тогда он принял меры. Мессалина должна умереть прямо сейчас, до наступления ночи и «воспоминаний о брачном ложе». Нарцисс вышел и именем императора приказал центурионам и трибуну, находившимся во дворце, умертвить Мессалину. Когда те пришли в сад, то застали императрицу с ее матерью Лепидой. Молодая женщина знала, что означает их появление. Она схватила кинжал, но не решалась вонзить его себе в грудь. Тогда это сделал трибун. Мессалина скончалась в своих садах — знаменитых садах Лукулла, которые она присвоила после смерти Азиатика.

Клавдию сообщили о смерти жены, не уточнив, было ли то самоубийство или убийство. Да он и не стал расспрашивать и велел подать себе еще вина.

По решению сената Мессалину подвергли damnatio memoriae — «осуждению памяти», которое заключалось в символическом уничтожении всего, что может напомнить о ней: ее имя сбили с памятников, вымарали из официальных документов, ее статуи уничтожили. Страшной мегеры чурались даже мертвой.

Не знаем, была ли она страшной мегерой в большей степени, чем женщины из дома Юлиев — Клавдиев. Во всяком случае, не более опасной, чем придворные лисы. Вся ее вина заключалась в том, что ей не удалось обмануть других своей игрой, какой были ее отношения с Силием. Ведь это была именно игра, хотя в ней и присутствовала любовь. Уже говорилось, что интересы главных действующих лиц не вполне ясны. Древняя историография часто спутывает карты, когда хочет преподнести нам истину: в данном случае о дураке-императоре, обманутом распутницей, которому, однако, услужили хитрые и бесчестные люди. Однако она преподносит и детали, служащие ключом к шифру, которыми современники, разумеется, пользовались с большей легкостью, чем мы, читающие эти тексты 20 веков спустя.

Попробуем все же разложить этот пасьянс. Силий и Мессалина имели общие интересы, выходившие за рамки спальни. Нужно было сблизить императора с сенатом после чистки в начале царствования. Эту цель они, разумеется, разделяли с Клавдием, который назначил Силия консулом на 49 год и не особо переживал из-за внебрачной связи между его супругой и его же политическим союзником. В то время у обманутых мужей не вырастали рога и на дуэли из-за этого никто не дрался. Подала ли дружба с императрицей Силию идею о том, чтобы самому стать императором? Возможно. Во всяком случае, Мессалина отказалась, потому что ей было невыгодно рисковать своим положением ради человека, который, вероятно, не сможет ей его вернуть. Эта женщина даже влюбленной сохраняла голову на плечах.

Кроме того, ей самой требовалась прочная опора в сенате по личным причинам: побить карту сторонников Агриппины и ее сына Нерона. Не надо забывать, что женщина из императорского дома не правила; в лучшем случае, став императрицей, она оказывала определенное влияние на своего мужа. Но эти женщины считали, что их жизнь удалась, если сажали на трон своего сына. Таким образом, отношения между Мессалиной и Силием следует поместить в контекст подковерной борьбы за наследование власти. Точно так же и Агриппина выбирала себе любовников, исходя из их политического веса; кстати, ее брат Калигула отправил ее в ссылку именно за это.

Силий, несомненно, назначил цену за свою поддержку. Он хотел получить что-то взамен. Но что? Пурпур? Не думаем; по меньшей мере не сразу, мы к этому еще вернемся. Возможно, опалу вольноотпущенников. Политика примирения могла означать конец всему для этих людей, устроителей политических процессов в начале царствования. На наш взгляд, Силий и его друзья хотели устранить не Клавдия, а его министров, чтобы приобрести большее влияние. Доказательством этому служит большое количество всадников, казненных вместе с Силием. Всадническое сословие было вынуждено уступить перед вольноотпущенниками, которые занимали высокие посты в центральной и провинциальной администрации, хотя на них претендовали всадники. Тогда сделка, возможно, выглядела так: Силий с друзьями поддерживают Мессалину против ее соперниц, в особенности Агриппины, в обмен на ее помощь против дворцовых вольноотпущенников. Устранение Полибия, произошедшее в конце 47-го или начале 48 года, в котором императрица сыграла решающую роль, — еще одна подсказка в пользу этой гипотезы. Однако тем самым Мессалина превратила своих бывших союзников в грозных врагов.