Предвестники викингов. Северная Европа в I-VIII веках - Александр Хлевов Страница 24

Именно в соответствии с субрегиональным географическим членением в первых веках н. э. стали оформляться, а в эпоху Вендель сложились окончательно, территориальные религиозные объединения, ставшие первым прообразом будущих скандинавских государств, — «держава Инглингов» и «держава Скьольдунгов».

Первая из них представляла собой союз племен, объединявшихся вокруг святилища в Уппсале (Gamla Uppsala), и включавший в себя свеев (svear), гетов (gotar), а также небольшие племена Южной Норвегии. Последние, находясь на периферии ареала, в весьма сложных географических условиях, в рамках этого союза оставались своего рода «слабым звеном». Они воспринимались как культурная провинция и таковыми, несомненно, являлись.

«Держава Скьольдунгов», объединявшая земли Ютландии и Сконе, населенные данами, была изначально гораздо более монолитна. Это обусловливалось единством территории, совершенной идентичностью ландшафтных и, как следствие, хозяйственных характеристик, а также племенной идентичностью. Именно даны первыми начали осознавать себя в качестве единого этноса, именно они создали древнейшую на Севере государственную традицию (и древнейшую из существующих в Европе непрерывную линию династической преемственности в королевском доме). Все это имело прочную основу в географической и племенной идентичности. Культовый центр в Еллинге (Jellinge) являлся точкой притяжения для обитателей этого субрегиона, соединяя: их базисом общих религиозных практик и объектов поклонения.

Ландшафт Северной Европы, как при беглом взгляде, так и при детальном рассмотрении, демонстрирует классический набор всех основных типов поверхности планеты в зоне умеренного пояса.

Суша на сравнительно малом протяжении (фактически на дистанции однодневного плавания либо нескольких дневных переходов) демонстрирует чрезвычайное разнообразие. Здесь имеются достаточно плодородные равнины с легкой холмистостью, заболоченные участки, леса, причем как среднеевропейского, смешанного типа, так и классические таежные массивы. Относительно небольшие возвышенности доступные и обитаемые уже в древности, соседствуют на современной норвежской границе с очень высокими и чрезвычайно трудно проходимыми горами, представлявшими серьезное препятствие для путешествия вплоть до новейшего времени. В норвежских горах блестяще представлено высотное районирование, вбирающее весь комплекс горных ландшафтов Европы — от плодородных долин, через альпийские луга вплоть до ледников и вечного снегового покрова. Ландшафт суши в архаическое время располагал стандартным европейским набором флоры и фауны, которые были достаточно разнообразны и изобильны. Многочисленны реки — как относительно спокойные, равнинные, или стремительные горные, совершенно не приспособленные для плавания на судах, однако богатые рыбой.

Вместе с тем существуют и моря — неглубокое внутреннее Балтийское и Северное, являющееся фактически органическим продолжением Атлантики. С морем связан прибрежный ландшафт, ранее всего ставший прибежищем человеческих сообществ, ориентированных в хозяйственном плане на морской промысел. Многочисленные небольшие острова составляют самостоятельный ландшафт. Кроме того следует отметить, что береговая линия на небольшом протяжении включает в себя три основных вида побережий: ровный пологий берег; берег, прикрытый завесой мелких шхер (sker); классические фьорды с целым веером ландшафтов прибрежной кромки.

На континенте в рамках небольшого региона подобное многообразие встречается весьма нечасто. В то же время весь спектр этих ландшафтов в совокупности полностью укладывается в характеристику территории, выступающей в качестве месторазвития этноса (12; 186). По мнению Л. Н. Гумилева, подлинными месторазвитиями являются территории сочетания двух и более ландшафтов (12; 187). Как представляется, ландшафты могут быть рассмотрены и более дробно — не только как сочетание, например, моря и суши или гор и моря. Учет частных вариаций ландшафтной дифференциации делает скандинавское месторазвитие еще более насыщенным и многообразным, блестяще подходящим для генерации новых общностей, которые возникали здесь издревле. Исторически последним в этом ряду был древнегерманский суперэтнос.

В гумилевской периодизации эпоха Инглингов совпадает с постепенным переходом от явного периода фазы подъема (1 фаза) к акматической фазе (2 фаза), когда напряжение активности этноса достигает своего предела и несколько уменьшается давление на природную среду (12; 211). В самом деле, с исчерпанием фонда свободных земель на Скандинавском полуострове и в ближайшей округе — на балтийских островах — вспышка антропогенного натиска пошла на убыль. Финал вендельского времени и начало походов викингов отмечены явным преобладанием экстенсивного стиля воздействия на окружающую среду; вся избыточная энергия общества расходуется на непроизводственные нужды, растрачиваясь в воинских операциях за пределами региона и во внутренней вражде.

Индекс культурного воздействия на окружающую среду изменил в это время внутреннюю расстановку акцентов. Аксиоматично, что коллектив не может равномерно распределять собственную энергию, создавая предельную концентрацию на всех направлениях своей деятельности. Неизбежно происходит превышение уровня давления на одном или нескольких фронтах. В случае с трансформацией вендельского общества в общество эпохи викингов это перераспределение приобрело крайне отчетливо выраженную форму — шесть основных видов активности викингов (14; 68) предусматривали, в том числе, и колонизацию, но прежде всего внешнюю: островов Северной Атлантики и территорий в Европе. Лишь с течением времени, когда потенциал Скандинавии возрос, активизировалось и продвижение населения в северные земли полуострова, сопровождавшееся первичной урбанизацией (основание Тронхейма-Нидароса в конце X в. и др.). Хотя уже в рамках вендельского времени поселения скандинавов, по крайней мере на западном побережье, начинают достигать полярной зоны, это выселение не было и не могло быть массовым,

Жесткая обусловленность качества различных сфер культуры состоянием географии месторазвития прослеживается в Скандинавии предельно отчетливо. Относительно малоплодородная почва и авантюрный, нестабильный характер земледелия, хотя и не выводили его из разряда жизнеобеспечивающих форм культуры, тем не менее в продолжение всего рассматриваемого периода явственно ограничивали сферу применения аграрных технологий. Главная «интрига» первого тысячелетия в сельскохозяйственной сфере — постепенное и неуклонное вытеснение рожью пшеницы и ячменя из севооборота (125; 11). Более продуктивная и стабильная в северном климате культура на графике своего распространения дает отчетливый и устойчивый всплеск, не обнаруживающий колебаний в сторону уменьшения. Причем возрастание это, сглаженное у славянских племен, издавна культивировавших рожь в собственных хозяйствах, у германцев начинается практически с нуля в самом начале новой эры и через тысячу лет выходит уже на уровень 100 %. Континентальные германцы двигались в этом смысле гораздо более быстрыми темпами, нежели скандинавы, и это вполне объяснимо. Несмотря на большую суровость климатических условий, земледелие играло на Севере несравненно меньшую роль, чем на континенте, в силу чего скандинавский график гораздо более сглажен. Это, однако, не заслоняет того обстоятельства, что земледелие было древнейшей составляющей жизненной основы Севера. Наскальные изображения Скандинавии, представляющие достаточно многочисленные сцены пахоты (65; 76), свидетельствуют о важности аграрного элемента производственной культуры.