Пехотинец в Сталинграде. Военный дневник командира роты вермахта. 1942-1943 - Эдельберт Холль Страница 24

Все мы были рады предоставленной передышке. Идти в атаку всегда означает больший риск для наступающего. В обороне каждый может рассчитывать на то, что сможет действовать против врага из укрытия. Атакующий не может позволить себе демонстрировать признаки слабости. Все это было хорошо для моих молодых товарищей из Судет. После ада у реки Царицы они впервые получат передышку на этих относительно спокойных позициях.

После того как мы, командиры рот, обменялись впечатлениями, командир батальона отпустил нас. Когда мы с Вильманом вернулись на КП роты, там оказался гауптфельдфебель Михель, который отдал мне рапорт. Рота уже получила ужин. На линии фронта было спокойно. Как почти в любую ночь, вдоль линии фронта доносился гул – это были русские «швейные машинки». Ночь выдалась ясной, и все мы надеялись, что она пройдет тихо. Шум небольшого боя доносился лишь к юго-востоку от нас, оттуда, где располагался завод «Красный Октябрь».

2 октября

Сколько же я спал? Кто-то прокричал: «Тревога!» Я вскочил на ноги. Слово «Тревога» способно вырвать опытного солдата из состояния самого глубокого сна. Прямо напротив КП роты слышались винтовочные выстрелы. Затем открыл огонь пулемет, послышались взрывы ручных гранат, а затем последовали короткие очереди русских автоматов. Часовой снаружи доложил:

– Была перестрелка около подразделения Диттнера, очевидно, разведка противника правее или левее. Но сейчас ничего не происходит.

Наверное, он был прав, потому что выстрелы стихли так же внезапно, как и начались. Нависшая тишина внушала, пожалуй, вдвое большую тревогу.

Бросив взгляд на часы, я увидел, что было уже почти 6 часов утра. С посыльным Вильманом мы отправились к Диттнеру и его людям. До того как рассветет, у нас оставалось добрых два часа. Но и в темноте следовало соблюдать осторожность: ведь противник мог все еще находиться совсем рядом.

Диттнер был зол и ругался с характерным для уроженца Верхней Силезии выговором. Выслушав, что произошло, я понял причину.

– Черт, это стоило ему жизни. Он не хотел слушать своего товарища ефрейтора Кубаллу. Они оба находились в укрытии и вели наблюдение в своем секторе. Вдруг Кубалла заметил, что в его сторону что-то движется. Рядом с ним был молодой новобранец из Судет. Когда и он заметил движение, он выскочил из укрытия, чтобы схватить русского, но тот бросил прямо перед его носом гранату, и все было кончено.

– Кто это был?

– Рядовой Кернер.

– Вы забрали тело?

– Так точно, он лежит там, за развалинами. Унтер-офицер санитарной службы Пауль проследит, чтобы его отправили в тыл.

– Сколько там было русских?

– Четверо или пятеро, герр лейтенант. Кубалла говорит, что он попал в одного из них, но было слишком темно, чтобы узнать что-нибудь точно.

Я пребывал в грустной задумчивости. Неопытность стоила этому юноше жизни. Десять дней назад двое таких же молодых солдат поддались панике и убежали с позиций. Это не было простой трусостью. Просто юношам пришлось столкнуться с непонятным. Было недопустимо, чтобы их бросали в бой после всего лишь восьми недель солдатской подготовки. И здесь один из них лишился жизни из-за недостатка опыта, попытавшись доказать свою храбрость и покинув укрытие. Любой старик, то есть тот, кто обладает достаточным опытом фронтовика – возраст здесь ни при чем, – знает, что в таких случаях он должен дать противнику подойти поближе, а затем вступить с ним в бой из укрытия, особенно если дело происходит в темноте. Было настоятельной необходимостью, чтобы молодежь знала об этом.

Мне нужно было спешить. Я собирался претворить в жизнь свой план действий в качестве снайпера из засады. Мне нужно было занять позицию до рассвета, чтобы противник не обнаружил этого. Я предупредил Павеллека и обоих посыльных, чтобы меня беспокоили только в том случае, если произойдет нечто экстраординарное. Оснащенный биноклем, винтовкой с боеприпасами и двумя ручными гранатами – «яйцами», я отправился в путь и вскоре уже удобно устроился на своем наблюдательном посту.

Воспользовавшись темнотой, я расположился примерно в трех метрах позади двери на чердак и начал наблюдение. Соорудил упор для винтовки, чтобы повысить точность стрельбы. Если я увижу стоящую цель, то должен попасть первым же выстрелом.

Одним из самых неприятных для солдата является известие о том, что близко действует снайпер. Один выстрел – и одна цель поражена, и никто ничего не может понять. Откуда стреляли? Ведь стреляет каждый солдат обеих противоборствующих сторон.

Поскольку у меня было полно времени, я спокойно изучал местность, стараясь подольше наблюдать через бинокль за участками, на которых замечал движение. Я уже засек одиночные передовые посты на другой стороне улицы. А прямо перед моей наблюдательной позицией, примерно в 200 метрах и примерно в 100 метрах за передовой позицией русских располагался КП противника.

Я имел возможность наблюдать за участком траншеи длиной примерно 10 метров, который вел в отрытое русскими укрытие. Русские передвигались по нему через неравные промежутки времени. Позиция располагалась в районе фруктовых садов и была хорошо замаскирована. Это и должно стать для меня целью номер один. Расстояние составляло около 200 метров.

В качестве второй цели я наметил для себя пулеметное гнездо примерно в 100 метрах впереди, прямо напротив подразделения Диттнера.

Далее направо, примерно в 300–350 метрах, должен находиться колодец. Большая часть передвижений происходит около него. Он располагался перед участком моего соседа справа, и я назначил его целью номер три.

Со своей винтовкой 98К (которая никогда меня не подводила) я попрактиковался в наведении на цель и после некоторых дополнительных усовершенствований был наконец удовлетворен своим упором. После того как была установлена дистанция стрельбы, я мог приступать.

Понаблюдав еще какое-то время за местностью, я убедился, что противник, похоже, стал чувствовать себя в безопасности, поскольку его люди перемещались по участку в темпе, который мы, солдаты, называем «рысью 08.15». Мне будет несложно попасть с первого же выстрела, так как на упомянутом отрезке в 10 метров я мог видеть практически все тело врага.

Вот и показался один из них! Нет, он слишком быстро выскользнул из зоны поражения. Но ему, несомненно, придется вернуться назад. Теперь я был полностью сосредоточен. Прошло 10 или 20 минут? Я не заметил. На обратном пути с КП солдат двигался медленнее. Ход курка был выбран, мой палец медленно потянул спуск, выстрел потряс здание – попадание!

Цель номер два: я установил прицел на 100 метров. Наблюдательный пост пулеметной позиции был хорошо замаскирован. Только после того, как я долго понаблюдал за этой точкой через бинокль, я сумел разглядеть легкое движение головы.

Я тщательно прицелился на эту позицию, после чего посмотрел на нее невооруженным взглядом. Я видел ее и так. Я снова попрактиковался в прицеливании. Было бы легче стрелять через оптический прицел. Над головой я услышал завывание самолетов «Штука», круто пикировавших на заводы «Красный Октябрь» и «Баррикады» и освобождавшихся в пике от своего смертоносного груза. Но все это, как и шум боя вблизи и вдалеке, не могло отвлечь меня. Единственная мысль, которая владела мною в тот момент, была о том, чтобы поразить выбранную цель одним выстрелом. Даже «ежедневный привет» в виде разрывающихся снарядов «сталинских органов», которые падали на нашем участке, не заставил меня забыть о моей задаче. Глубокий вдох, задержать дыхание, а потом мягко потянуть спуск кончиком пальца. Я посмотрел в бинокль: цель была поражена. Несмотря на шум боя снаружи, я был уверен, что выстрел попал в цель.