Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья - Виктор Григорьевич Смирнов Страница 24

Пока писцы и переводчики работали над Библией, рядом, в иконописной владычной мастерской столь же напряженно трудились знаменитые новгородские иконописцы. Их ответом на иконоборчество «жидовствующих» стали изумительные новгородские «таблетки», стиль которых органично соединил новгородскую и московскую школы. Восемнадцать изящных икон на тоненьких дощечках предназначались для того, чтобы класть их на аналой в дни церковных праздников либо в день поминовения тех святых, которые были изображены на святцах. На аналое они сменяли друг друга соответственно ходу церковного календаря и были доступнее для поклонения, чем большие иконы, входившие в состав иконостаса и рассчитанные на восприятие издалека. В самом факте их появления дает знать более интимное отношение к религии: икона приближается к верующему, между ними устанавливается более прямая и непосредственная связь.

Софийские иконы-святцы оказали сильное влияние на новгородскую иконопись, став каноническими образцами для многих поколений иконописцев. Но в то же время в них можно увидеть и прямую полемику с ересью «жидовствующих». На таблетке, изображающей редкий для русской иконописи сюжет «Приведение Христа на судилище к Понтию Пилату», появляется новая деталь: рядом с Пилатом на троне иконописец изобразил иудейских первосвященников Каиафу и Анну, что являлось отступлением от канона, тем самым подчеркивал вину иудеев за казнь Спасителя, а заодно и опасность обнаруженной в Новгороде ереси «жидовствующих». Причем на иконе видно, кто в действительности решил судьбу Иисуса. Пилат умывает руки, обратившись к первосвященникам Анне и Каиафе, как бы слагая ответственность за казнь Христа с себя на еврейский народ.

Увы, не сбылись надежды архиепископа Геннадия на открытие в Новгороде первой русской типографии. Бартоломей Готан трагически погиб поздней осенью 1494 года во время разгрома новгородской ганзейской конторы. Причины и обстоятельства его гибели до конца не выяснены. Возможно, Готана погубило то, что он был родом из немецкого города Любека, который был столицей Ганзы. То есть печатник, грубо говоря, просто «попал под раздачу». Но существует и более интригующая версия. Дело в том, что Бартоломей Готан был тайным агентом Москвы. В 1492 году его имя упоминается в документах московского посольства к императору Священной Римской империи Максимилиану. В инструкции великого князя посольству есть следующая запись: «Ивану же Волку дати Бартоломею Любечанину, печатнику книжному от великого князя камка, а молвити так: государь вси России тебе жалует камка. А дати ему как придет на подворье к послам, к Юрью и к Михаилу, а к нему Вожу на подворье не ходити».

Иван Волк — это один из братьев Курицыных, видный московский дипломат и один из главных деятелей «жидовствующих». Очевидно, именно он «курировал» Готана, и, чтобы не раскрывать эту связь, встреча агента с резидентом была организована не на его подворье, а на территории официальной русской миссии. Завербовали Готана на какой-то неблаговидной истории во время его пребывания в Швеции. Видимо, печатник влез в долги и не смог их вернуть, его имущество было арестовано, а любекский магистрат объявил Готана несостоятельным должником, что по немецким законам означало крах всей его предпринимательской деятельности. Курицын пообещал печатнику вернуть ему доброе имя, во всяком случае, дипломатический агент Ивана III Дмитрий Ралев официально ходатайствовал за Готана перед магистратом, впрочем, безуспешно.

Тем не менее печатник стал тесно сотрудничать с московитами. О степени доверия к нему можно судить по тому, что ему поручалось переводить русскую секретную дипломатическую документацию. Сотрудничество было закреплено письменным документом, в котором Готан поклялся служить Ивану Васильевичу верой и правдой, целовал крест «на том, чтобы ему, государь, служити тебе верно и твоим послам… а целовал государь у нас крест из рук да и право свое нам на том крепкое дал, каково дело твое государево не придет к нему, а ему служити тебе, государю, головою своею да и твоим людям».

Оказавшись в Новгороде, тайный агент Готан не мог себе представить, в какую передрягу он ввязался. Его резидент посольский дьяк Иван Волк Курицын и новгородский архиепископ оказались злейшими врагами. Они не только веровали по-разному, но и принадлежали к разным политическим группировкам. Фактически Готан оказался между двух огней. Московские информаторы, которыми был нашпигован Новгород, надо полагать, донесли в Москву, что немец слишком тесно сблизился с архиепископом Геннадием и его окружением. В Москве это восприняли как предательство агента, и, когда грянул разгром Ганзейского двора, великокняжеские слуги утопили его в ледяных водах Волхова вместе с типографией. Так оборвалась жизнь Бартоломея Готана, человека, который мог положить начало книгопечатанию на Руси задолго до Ивана Федорова.

Но, несмотря на этот трагический эпизод, результаты деятельности Геннадиева кружка выглядят поистине впечатляюще. Всего за три-четыре года горсткой людей была проделана грандиозная духовно-просветительская работа, созданы труды и произведения, которые на протяжении многих веков будут оказывать влияние на всю русскую жизнь.

Иосиф Волоцкий тоже не терял времени даром. Он напряженно работал над книгой, впоследствии получившей название «Просветитель». В своем окончательном виде «Просветитель» состоит из двух разделов. Первый называется «Сказание о новой ереси новгородских еретиков: Алексея протопопа, Дениса попа, Федора Курицына и других, то же исповедующих». В нем излагается история возникновения ереси и названы ее основные фигуранты. По ходу изложения Иосиф обрушивает на еретиков целый поток заковыристой брани. Они для него — «скверные псы, змеи, таящиеся в скважине, языки их скверны, уста мерзки и гнилы, они — люди нечистые. Пьяницы и обжоры, среди людей они сеют сласти житейские, тщеславие, сребролюбие, сластолюбие и неправду».

Гораздо содержательнее вторая часть книги, которая представляет собой шестнадцать обличительно-полемических глав или Слов. В каждом из Слов опровергается тот или иной еретический постулат и дается каноническое толкование основных догматов православной веры: о троичности Бога, о воплощении сына Божия и его спасительной миссии, о Ветхом Завете, о почитании креста, церковных таинств, об апостольских преданиях, о монашестве. На все эти уклонения Иосиф дал обстоятельные возражения.

Отдельная тема «Просветителя» — почитание икон. В этом вопросе иудаизм, отвергающий любые изображения Бога, особенно резко расходится с православным христианством. Ссылаясь на библейскую заповедь «Не сотвори себе кумира», еретики выступали как иконоборцы и на богословском и на бытовом уровне, совершая надругательства над иконами, называя их «болванами» и «крашеными досками».

И, напротив, икона для православного русского человека за пятьсот лет христианства успела стать неотъемлемой частью повседневной жизни. Отрицание икон и храмовых росписей по сути означало крушение всего русского религиозного быта.

Вот почему Иосиф Волоцкий посвятил так много страниц защите икон, обрушив на своих оппонентов не только лавину богословских контраргументов, но и человеческую страсть. «Бог запретил образы и подобия затем, чтобы люди не называли их богами и не начали бы, по примеру язычников, создавать себе кумиров, — писал он. — Напротив, творящий образ и подобия, завещанные самим Богом в славу свою, через них возносится умом к Богу, поэтому поклоняться им и почитать их — хорошо и богоугодно, только не боготворить их, — а следовать за Моисеем, который создал из многих материалов скинию, высек на камне скрижали и поклонялся им, и почитал их, но не называл их богами, а создал их в честь и славу истинного Бога и почитал в них Бога… Через эти божественные вещи воздается от нас почесть Богу, а не вещам бездушным. Изображая святых на иконах, мы не вещь почитаем, но от вещественного этого образа взлетает ум наш и мысль к Божественной любви, и через иконы действует Божия благодать».