Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции - Лин фон Паль Страница 24

Феофил хорошо все обдумал и, как истый православный, поехал в Москву, не дав, таким образом, новгородской архиепископии стать самостоятельной. Этим, конечно, он дал непоправимое преимущество московскому князю, который смог теперь действовать в защиту истинной церкви. Сторонники москвичей для упрочения своих позиций тут же возвели поклеп на Пимена: чтобы устранить его из игры, его обвинили в присвоении казенных средств. Это тут же отразилось и на положении Марфы: многие бояре сразу переметнулись на московскую сторону. Марфа не сдалась, теперь она стала призывать простой люд, и это решило дело: простые новгородцы встали на сторону Литвы. Собралось еще одно вече, яростное. Соратники Марфы кричали за Литву и поставление от митрополита киевского, сторонники Москвы – за Ивана Васильевича и поставление от Москвы. Исчерпав аргументы, обе партии перешли к проверенному оружию – камням. Так новгородцы сходились и бились несколько дней.

Несчастный Феофил не знал, что ему делать. Перепуганные сторонники Москвы попрятались по домам. Уличная победа досталась сторонникам Марфы. Феофил выбирал и колебался. Он даже попросил снять с него сан вовсе, но ему этого не позволили. Тогда он провел несколько дней в молитвах и с отвращением согласился ехать в Киев и получить поставление от Григория, который есть волк, а не пастырь.

Выбор был сделан лишь потому, что в Новгород приехал наконец-то Михаил Олелькович, и весь город вышел встречать его с почестями. Тут же вече собралось и приговорило принять союз Литвы и Новгорода. И новгородцы эту грамоту подписали. Договор оставлял за городом все его обычаи и свободы. Они отправили к Казимиру посольство, которое везло подписанный ими договор. «Собравшиеся на вече посадники, и новгородские бояре, и крамольники, и злые люди, все новгородцы, – писал современник, – послали к окаянному ляху и латинскому королю Казимиру литовскому, чтобы за ним жить и ему дань давать, и просили у него себе князя, и к митрополиту Григорию, такому же латинянину, прося для себя епископа. Земские же люди того не хотели, но они их не слушали и уладились с королем. Король же дал им князя Михаила Олельковича Киевского, князь же Михаил въехал в Новгород, и приняли его новгородцы с великой честью… И не понимали окаянные во тьме ходящие и отступившие от света, что приняли они тьму своего неразумения, и не захотели они под православным христианским царем, государем великим князем Иваном Васильевичем в державе быть, и не приняли они истинного пастыря и учителя Филиппа, митрополита всей Русской земли…»

О договоре тут же было донесено в Москву. Разумеется, Иван Васильевич сделал вид, что очень переживает за новгородцев, каково им будет под королем, и послал об этом сказать в Новгород. Аналогичное сожаление и печалование о судьбе новгородцев послал и московский митрополит. Оба послания зачитали на вече. Последнее особенно большое впечатление произвело на бояр и богатых новгородцев, они плакали и смущались. Но черные люди Новгорода все поняли правильно и на печалования митрополита ответили ором негодования. Марфа Борецкая быстро и доходчиво объяснила новгородскому народу, о чем именно так переживает московский митрополит и чего так желает от Новгорода московский князь, которому веры нет и быть не может. Московские послы желали увезти с веча челобитную своему князю, чтобы вновь вернуть Новгород под его руку. Вече попросту их прогнало, и они с позором вернулись к Ивану Васильевичу. Уловки не сработали. Тогда, созвав ближний круг, московский князь объявил, что сделал для мятежных новгородцев все и теперь должен идти на них войной, чтобы взять законную дедину и отчину.

Время для похода он выбрал самое опасное для Новгорода: Михаил Олелькович вынужден был оставить город, чтобы принять наследство от умершего брата. Иными словами, в Новгороде вся военная сила были – ополченцы. А ополчение в Новгороде теперь было безнадежно слабым, не то что несколько веков назад. В Москве знали, что новгородцы могут выставить большое число ополченцев, но у них нет профессионального войска (а это – только княжеские дружины), и Новгород совсем не похож на крепость – стены его слабы, местами сложены и вовсе из земли, и оборонять такой город почти бессмысленно. Получив очередное посольство, которое уже прямо говорило о скорой войне, горожане перепугались. Но отступать было поздно, и им пришлось срочно писать Казимиру, просить помощи.