Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - Зоя Ножникова Страница 24

На таких почтовых лошадях мой слуга проехал за семьдесят два часа из Новгорода в Москву, которые расположены друг от друга на расстоянии шестисот верст. И это тем более удивительно, что лошади их очень малы и уход за ними гораздо более небрежен, чем у нас, а труды они выносят весьма тяжелые. Как только прибываешь на почтовую станцию, специально приставленные для того слуги снимают с коня седло и уздечку и выгоняют его на луг или на снег в зависимости от времени года. Потом они свистят, после чего лошади перекатываются два или три раза через спину, а затем их отводят на конюшню, не давая им никакой еды до тех пор, пока они не остынут настолько, будто только что вышли из конюшни. Тогда им дают немного сена и гонят к воде, после чего они получают корм, а именно сено — столько, сколько смогут съесть. Как правило, корм засыпают лишь один раз в сутки, к ночи, но столько, что кони могут есть его день и ночь. Поят же их дважды в день».

* * *

Простой способ подзывать лошадей свистом был понятен не всем приезжим. Француз Невилль, побывавший в Москве во второй половине XVII века и печально известный тем, что нередко высказывался крайне недоброжелательно и некомпетентно, написал как-то:

«Первое доказательство своей храбрости, — издевался он, — эти господа дали мне, когда мы ночевали в лесу и оставили лошадей пастись. Ночью поднялась буря, и лошади убежали из табора, этакого круга из повозок, которым огораживали стоянку, и ушли в лес. Заметив это, я сказал офицеру, чтобы он немедля, ночью, приказал солдатам идти искать лошадей, иначе как мы завтра поедем дальше? Офицер и солдаты ответили в один голос, что ни за какие деньги ни один из них не покинет табора. Итак, нужно было ждать до утра, и все лошади по звуку свистка этих трусов вернулись в табор».

^{Аргамак. Н. Самокиш}

Никто не понял, в чем Невилль увидел проявление трусости, и зачем он требовал, чтобы русские в глубокой тьме под дождем бродили по лесу, если лошади всегда возвращались сами.

* * *

По суше в Москву можно было попасть не только с запада, но и с востока. Столбовой караванный тракт из Московии в Китай обеспечивал относительную безопасность проезжающих. Робинзон Крузо, чье захватывавшее дух читателей путешествие вдохновенно описал Даниель Дефо ^[24], рассказывал, как он из Китая пробирался на родину, в Англию, через бескрайнюю Россию:

«Не прожили мы и недели в Пекине, как мой компаньон оповестил меня, что ему рассказали, будто в город прибыл караван московских и польских купцов, и что скоро, через четыре или пять недель, они собираются вернуться домой, в Московию, сухим путем. Признаю, что я был очень удивлен этой хорошей новостью, и какое-то время даже не мог найти сил, чтобы говорить; но наконец обратился к нему:

— Как вы об этом узнали? Уверены ли вы в том, что это правда?

— Да, — ответил он, — этим утром я встретил на улице своего старого знакомого, армянина, который входит в их число. Он прибыл из Астрахани и собирался идти в Тонкий, где я прежде знавал его. Но он изменил свое решение и теперь думает идти с караваном в Москву и затем вниз по Волге до Астрахани.

Мы выехали с караваном из Пекина, что нам было очень удобно, правда, не через пять недель, а через четыре с лишним месяца, в начале февраля по европейскому стилю. Я купил девяносто кусков тонкой камчатой ткани, двести кусков шелковой ткани разных сортов, частью вышитых золотом, очень много шелка-сырца и некоторых других товаров. Ценность моего груза только в этих товарах достигала трех тысяч пятисот фунтов стерлингов. Эти товары, да еще чай, пряности и тонкие сукна мы погрузили на восемнадцать верблюдов; кроме них, у нас были еще верховые верблюды и несколько лошадей.

Нас собралась большая компания — насколько я могу припомнить, больше ста двадцати человек, отлично вооруженных и готовых ко всяким случайностям, и триста или четыреста лошадей и верблюдов. Наш караван состоял из людей разных национальностей, главным образом из московитов: в нем было шестьдесят московских купцов и обывателей, несколько человек из Ливонии и пять шотландцев.

После дня пути наши вожатые, то есть пятеро самых уважаемых купцов, созвали большой совет всех участников каравана, кроме слуг. На этом большом совете каждый из нас прежде всего внес известную сумму в общую кассу на необходимые путевые расходы — закупку фуража в тех местах, где его нельзя было достать иначе, на уплату проводникам, добывание лошадей и прочее.

Путешествие в общем было очень приятное, и я остался очень доволен им. Только одно досадное приключение случилось со мной. Переходя вброд одну речонку, моя лошадь сбросила меня в воду. Речка была неглубокая, но я искупался с головы до ног. Я упоминаю об этом случае, потому что моя записная книга, куда я заносил собственные имена, которые хотел запомнить, оказалась до такой степени испорченной, что, к большому сожалению, мне не удалось разобрать своих записей, и я не могу восстановить точное название некоторых мест, где я побывал.

Путешествуя по московским владениям, мы чувствовали себя очень обязанными московскому царю, построившему везде, где только возможно, города и селения и поставившему гарнизоны — вроде тех солдат-стационеров, которых римляне поселяли на границах империи. Впрочем, проходя через эти города и селения, мы убедились, что только эти гарнизоны и начальники их были русские, а остальное население — язычники».

^{Русский воин в боевой шапке-мисюрке с наплечником}

Все сколько-нибудь непредубежденные путешественники признавали, что ямская служба у русских была устроена блестяще. Барон знал, что крестьяне, у которых проезжающие могли брать лошадей, обязаны держать их в постоянной готовности, и не безвозмездно. За это они освобождались от подушной подати. Но как ни быстра была русская почтовая езда, с китайской или монгольской ей было не сравниться.

Отклоняться в сторону не стоило, в ином случае за жизнь и имущество купца никто не дал бы и гроша. Об этом пути издавна рассказывали купцы, и он был окружен легендами. На тракте располагались заезжие дворы и караван-сараи. Для особо важных персон использовался чрезвычайно оригинальный, изобретенный монголами, способ передвижения. Он назывался солнечной почтой, потому что ездоки отправлялись в путь с восходом солнца, а с закатом останавливались. Среди дня делалась остановка только в самых неотложных случаях, например, при поломке экипажа. Один из купцов, которому довелось быть гостем чиновника высокого ранга, с изумлением рассказывал: