Луки и арбалеты в бою - Григорий Панченко Страница 24

Монгольские лучники в коннице – своего рода эталон. Такой же, как английские лучники – в пехоте.

Эпоха великих монгольских завоеваний уже давно находится в фокусе российского оружиеведения, о ней написано много очень авторитетных (без малейшей иронии говорим!) исследований. Может быть, не стоило бы предлагать еще и свою трактовку, но… так уж получилось, что ни с одним из этих исследований не выходит солидаризоваться абсолютно, во всех вопросах. Равно как сами исследования (и исследователи) не во всем согласны друг с другом. Скажем, М. В. Горелик, по-видимому, все же слишком переоценивает тяжеловооруженность среднестатистического монгольского воина и степень непробиваемости его доспехов – что, конечно, «трансформирует» действия такого воина как конного лучника. А. И. Соловьев таких крайностей избегает – но реконструирует действия монгольских (и не только) лучников, исходя из своей концепции о плотной и «многорядной» конной фаланге, с чем опять-таки трудно согласиться. Ю. С. Худяков реконструирует облик средне– и тяжеловооруженного монгольского воина заметно иначе, чем Горелик – и, может быть, даже слишком иначе. А А. Н. Кирпичнков и последователи его школы как в свое время выдвинули постулат о практически полной легковооруженности монгольских лучников и «несамостоятельности» их военного искусства, так и продолжают его придерживаться вот уже почти полвека…

Так что попытаемся внести и свой вклад. Начнем с анализа первоисточников. Прежде всего с «Сокровенного сказания», древнейшего памятника монгольской литературы… и военного дела тоже: он увидел свет в 1240 году, в правление хана Угэдэя, посвящен истории Угэдэева отца, некоего Темучина по прозванию Чингисхан, а эта история отнюдь не связана с литературой как таковой.

В «Сокровенном сказании» много говорится о лучной стрельбе. В одном нарочито гиперболизированном пассаже, например, выстрел на дистанцию 900 алтанов описывается как «дальний», а на 500 алтанов – «рядовой». К счастью, контекст совершенно ясно дает понять, что перед нами именно и только гиперболизация (в духе обещаний «заткнуть за пояс» или «раскатать в блин») – а то бы пришлось усомниться и в других сведениях: мы ведь знаем, на сколько алтанов летит стрела при рекордно-феноменальном выстреле…

Если же говорить о реализме, то в «Сокровенном сказании» фактически нет описания по-настоящему выдающихся выстрелов (зато приведены, например, случаи особо выдающихся копейных ударов: это была куда большая диковинка, заслуживающая специального упоминания!). А то, что все-таки упомянуто, порой не понятно современному исследователю.

На большую дистанцию пускают стрелы, именуемые «шибийн-сумур»: обмен такими выстрелами зачастую происходит еще при сближении конных отрядов, когда для стрел другого типа противник недоступен. Но чем «шибийн-сумур» отличается от другой дальнобойной стрелы, именуемой «кейбур» («ветреница»), – неизвестно. Может быть, все-таки большей убойностью: летальный исход при попадании стрелы-ветреницы описан как что-то совсем уж необычное.

Для чего же «ветреница» вообще служит? Для тревожащего обстрела на предельном и запредельном расстоянии, когда сразить противника практически нереально, но можно постараться, например, легко ранить его самого или его лошадь, если оба они не защищены броней? Эти «легкие» раны, особенно когда они накапливаются, тоже могут стать серьезным фактором победы…

А вот стрела «анхуа» – мощная, бронебойная. Но опять же совершенно неизвестно, к какому именно типу она относится: разновидностей таких стрел у монголов было много… Хотя множество это довольно лукавое: сами стрелы с наконечниками хоть сколько-нибудь бронебойных достоинств в боекомплекте среднестатистического воина встречаются далеко не всегда, а когда они там все же есть, то в весьма малом количестве.

(Может быть, бронебойный тип этой стрелы легко «прочитывается» из названия – и это сразу ясно всем монгольским оружиеведам. Однако пока что их не удается обнаружить как класс. Если не ошибаюсь, единственный научный анализ названий монгольского оружия с точки зрения его функций был проведен свыше полувека назад венгерской исследовательницей Кэте Урай-Кехальми. Однако ее исследования, опубликованные на немецком языке, носили скорее филологический, чем оружиеведческий характер, да и несколько «языковых барьеров» уж слишком затрудняют связь с первоисточником. Так что даже в этих работах как-то не удалось обнаружить подробностей, связанных со стрельными и лучными конструкциями.)

Предельно легковооруженный монгольский лучник: он даже одежду со «стрелковой» руки спустил – а уж о доспехах речь вообще не идет!

Стрела типа «йори» именуется «гремучей». Возможно, это то, что называется «стрела-свистулька», у которой за наконечником размещена утолщенная костяная втулка биконической формы, снабженная отверстиями?

Голландец Николаас Витсен, оставивший по своим посольско-путевым впечатлениям 1664–1665 гг. записки «Путешествие в Московию» (мы их уже цитировали – и еще не раз к ним вернемся, прежде всего когда речь зайдет о лучниках Московии!), в дальнейшем связал свои интересы с Россией столь плотно, что одной книгой не ограничился: есть у него и исследования по истории Кавказа, и фундаментальный трактат «Noord en Oost Tartarye» – «Северная и Восточная Тартария». Эти научные труды сопровождались собиранием коллекций (к сожалению, ныне утерянных) «тартарского» оружия – в том числе оружия якутов, бурят и особенно калмыков, в ту пору являвшихся живыми носителями монгольской военной традиции, – а также сбором сведений, сообщаемых очевидцами-современниками. Есть в них и описания соответствующих стрел, которые «были с утолщенным передним концом, сделанным из кости, на них три или четыре свистульки, которые в воздухе очень громко свистят, что забавно слышать. ‹…› У них начальники военных отрядов выстреливают такие свистящие стрелы через головы своих отрядов, чтобы возбудить в них храбрость, а также для того, чтобы этим звуком в зависимости от направления, в котором они стреляют, отдавать приказы».

Что ж, это специфическое, но известное и по другим источникам использование «спецбоеприпасов». Польза его несомненна: голосовые команды непосредственно в ходе боя передать довольно сложно, а «начальник военного отряда», если он занимает свое место не зря, вполне может оценить изменение ситуации раньше своих подчиненных и немедленно обозначить новое «направление огня». Кроме того, Витсену, может, и было забавно слышать свистящий звук, но для обстреливаемого неприятеля, а особенно его лошади (если она не обучена специально) это элемент «психической атаки».

В том или ином виде «свистульки» бытовали во всей северо-восточной Евразии, они и до Японии добрались (правда, у самураев звук «шумящей стрелы» обычно служил сигналом для официального начала битвы). Уточним лишь, что собственно монгольские «свистунки» служили не только для информационно-пропагандистских целей. Такие втулки обычно венчают черенки стрел с самыми большими и широкими наконечниками, ни в коем случае не костяными. Эти наконечники – широкие трехлопастные или плоские лопаточковидные «срезни» и близкие к ним формы – могут наносить, особенно на близком расстоянии, сильнейшие удары: не пронзающие, а почти рубящие. Как и большинство других монгольских наконечников, они черешковые, то есть снабжены хвостовиком, вставляющимся в стрельное древко. Так что «свистунка» служила еще и муфтой, усиливающей торцевую часть древка стрелы и предохраняющей его от раскалывания при ударе.