Непридуманная история Комсомольской правды - Александр Мешков Страница 24

— Надо уходить с этого простреливаемого места! На другой стороне дороги тоже стоит наше подразделение (я как-то за эти часы сроднился с этими воинами, поэтому они и стали для меня «наши»).

— Можно на ту сторону перебежать? — спрашиваем мы осетинского командира в камуфляжной форме.

— Можно, — отвечает он, сделав предварительно пару одиночных выстрелов в грузинскую сторону. — Только по одному и перебежками.

Бежим, как договорились, перебежками. Сначала Юрка. Автоматные очереди с грузинской стороны становятся интенсивнее. Вдруг бегущий впереди Эдик, корреспондент «Ставропольской правды», нелепо взмахнув руками, падает. Фотокамера летит впереди него и разбивается вдребезги. Ему на помощь спешит Дима из ИТАР — ТАСС. Дима подхватывает его, и вдвоем они бегут в укрытие: бетонный гараж с железными дверями. Их окружают осетинские бойцы. Умело накладывают повязку. У Эдика хлещет кровь из ноги. Грузинская автоматная очередь не задела Эда. Кровавая рана только от падения.

Постепенно автоматные очереди переходят в одиночные выстрелы, а потом и вовсе замолкают. Нагрянула тишина. Неведомая пичужка где-то рядом пропела что-то тревожное

— Эй! — машет нам рукой командир Гена. — Идите сюда!

В углу гаража колченогий стол — полон яств: консервы, лаваш, сыр. Винная карта: бутылка чачи, домашнее вино. Автоматы стоят в углу. За столом небритые мужчины. Мы садимся на ящики. Штык-ножом открываются консервы. Первый тост за мир. Второй за погибших. Не чокаясь.

— Скажи! Почему миротворцы сегодня нас не поддержали? — спрашивает нас Алан со слипшимися от пота волосами. — Почему не стали занимать высоты, откуда грузины били по Цхинвали?

Мы не нашлись, что ответить. Напарник убегает в госпиталь — фотографировать жертв: раненых, убитых.

— Пошли со мной! — приглашает он меня уже издалека. Нет. Я не хочу смотреть трупы. Я боюсь трупов. Я плохой журналист. Не военный.

А вечером во дворе Дома правительства встретил президента Южной Осетии Эдуарда Кокойты. Усталый, но спокойный, в солдатской камуфляжной форме без опознавательных знаков. Он тоже только что приехал с передовой. Я задал ему этот же вопрос о миротворцах. Но он ответил неопределенно:

— Я тоже не понимаю их нерешительности.

Вечером из штаба передали в редакцию репортаж и фотки. А чуть позже все журналисты, приехавшие в эти дни в Цхинвал, собрались на съемной квартире и выпили за то, что остались живы. На следующий день думаем с Юркой, как вернуться во Владикавказ. Спрашиваем таксистов: кто сможет нас довезти. Никто не хочет. На той стороне еще не успокоились. Время от времени слышатся одиночные выстрелы. Один таксист предлагает:

— Давайте я вас через Тамарашени переброшу?

— Но там же грузинские военные!

— А вы в багажник полезайте! — легкомысленно предложил он. — Я так уже возил.

— А если проверят?

— Да меня все там знают. Я уже сто лет через Тамарашени езжу. У меня там родственники. И не всегда проверяют… Может, и на этот раз повезет.

В багажник «копейки» вдвоем не поместились. Багажник «копейки» совершенно не приспособлен для перевозки двух журналистов. Думаю, что работникам и конструкторам ВАЗа следует учитывать замечания. Напарник втискивается в кабине на пол за передними сиденьями. Наш осетинский сталкер накрывает его какими-то вонючими тряпками. Я лезу в грязный багажник. Кажется, что до меня в нем ехал цемент. Вдруг наша карета с противным скрежетом останавливается. Слышу иноземную речь.

«Ну, вот сейчас точно расстреляют, — думаю я с печалью, — теперь наверняка не рассчитаюсь за квартиру свою новую».

Но машина наша, к счастью, весело чихает, крякает, пукает, скрипит, дергается, трогается резко с места, и мы мчимся, трясясь, по деревенским грузинским ухабам и рытвинам. Пыль в багажнике такая, что я отчаянно чихаю. Не люблю я с тех пор в багажниках ездить хоть ты убей. Наконец наш спаситель останавливается и открывает багажник.

— Все! Дальше проверок не будет! — весело говорит он. — Садись в кабину.

Уф! Ах! Ой! Уй! Значит, все-таки расплачусь за квартиру!!!