Хельмут Ньютон. Автобиография - Хельмут Ньютон Страница 24

С Вэлли Вюрцбургером в лагере для интернированных Tatura-1. Австралия, штат Виктория, 1941 г.

Мы выходили посмотреть на это увлекательное эротическое зрелище. Единственным облегчением для меня и других гетеросексуальных людей в этой ситуации была мастурбация, но ею тоже нельзя было злоупотреблять. Помню одного довольно пожилого человека, чей сосед в конце концов отказался жить с ним в одной комнате. Этот тип так часто мастурбировал, что сосед не мог спать по ночам. В результате великого мастурбатора переселили в один из отдаленных бараков, где он мог заниматься всем, что душе угодно, не тревожа окружающих. Потом мы прозвали этот барак La Salle de Masturbation.

Меня сильно угнетала неизвестность и неопределенность в отношении будущего и свободы. Молодому человеку очень тяжело провести два года в заключении. Я прибыл в Австралию в 1940 году, в двадцатилетнем возрасте, и с тех пор время как будто остановилось. Отсутствие женщин и каких-либо контактов с внешним миром тяжким грузом давило на душу. Некоторые наиболее предприимчивые мужчины прорезали проходы в колючей проволоке и тайком навещали отделение, где жили одинокие женщины. Разумеется, там они находили массу желающих, которые были в таком же отчаянном положении, как и мы. Я не принадлежал к числу тех, кто регулярно совершал рискованные походы «на другую сторону». У меня было несколько случаев безобидного флирта через ограду, но не более того.

Из внешнего мира часто прибывали подарки: Еврейский комитет посылал нам книги и вещи, а кроме того были еще квакеры, Общество друзей и Армия спасения. Помню одну поставку от Еврейского комитета, где было огромное количество одежды, в том числе отслуживших свое смокингов и даже цилиндров. Эта вопиющая нелепость стала поводом для всеобщего веселья. С другой стороны, Армия спасения посылала нам полезные вещи – зубную пасту и зубные щетки. На территории лагеря была товарная лавка, где мы могли тратить деньги, которые получали за работу. Впрочем, эти деньги были лишь кусочками картона с чернильным штемпелем.

Некоторые бывшие заключенные из лагеря Tatura до сих пор проводят встречи в Мельбурне и Сиднее. Они даже выпускают газету, тиражируемую в ксерокопиях. Мне присылали экземпляры, которые я сразу же отправлял в мусорное ведро, поскольку считаю такой способ жизни в прошлом бесполезным и непродуктивным. Джун плакала, когда в Мельбурне перед отъездом в Европу я стал жечь старые фотографии и письма. Это всегда было моей отличительной чертой, особенно в молодости: я выбрасывал ненужные вещи и путешествовал налегке, с самым простым багажом. Я всегда смотрел в будущее и никогда, никогда не интересовался вчерашним днем. Сегодня мне было хорошо, а завтра могло стать еще лучше.

Наступил 1941 год, и в Австралии сменилось правительство. До этого в стране правила консервативная партия, а теперь к власти пришли лейбористы во главе с премьер-министром Куртэном. Эти люди обладали более реалистичными взглядами, чем консерваторы. В Австралии ощущалась острая нехватка рабочей силы; население огромного континента составляло немногим более шести миллионов человек. Все здоровые мужчины находились за морем и служили в войсках союзников на Ближнем Востоке, поэтому, кроме женщин и стариков, в стране могли работать только эмигранты, евреи и коммунисты, томившиеся в лагерях для интернированных лиц.

Лейбористское правительство рассудило, что вместо того, чтобы держать беженцев за колючей проволокой, можно дать им возможность поработать на благо Австралии и на то, что они называли «программой военной экономики». Была учреждена комиссия, члены которой отправились в лагеря для интернированных, где выслушивали истории людей, задавали вопросы о политических и расовых убеждениях, а потом решали, кого можно выпустить, а кого лучше оставить. Естественно, в нашем отделении ни у кого не было проблем с комиссией: все искренне ненавидели нацистов.

Однако после того как война повернулась для Германии к худшему, обитатели нацистского лагеря для интернированных обратились к австралийским властям с просьбой отправить к ним такую же комиссию. Они утверждали, что их несправедливо осудили и что они должны находиться в лагере для антинацистов. «Да, мы не евреи, – говорили они, – но мы тоже презираем нацистов и требуем пересмотра наших дел».

Их призывы становились все громче, они доходили до истерики в своих попытках вырваться из заключения и присоединиться к нам в лагере Tatura-1, где могли обрести надежду на будущее. Из Мельбурна прибыла новая комиссия, состоявшая из военных офицеров и гражданских чиновников, и все желающие откреститься от нацизма представали перед ней.

Однажды ворота нашего лагеря раскрылись и впустили небольшую группу молодых людей, которых перевели к нам из нацистских лагерей. Незадолго до этого прошел слух, что нас ждет пополнение, поэтому все обитатели лагеря собрались у колючей проволоки посмотреть на новоприбывших. Мы смотрели, как эти люди неуверенно входят на территорию нашего лагеря, не зная, что им делать дальше. Это была странная немая сцена, когда около двухсот человек молча наблюдали за двумя десятками.

Среди новоприбывших я узнал троих. Одним из них был мой старый приятель Питер Кайзер, а другим Козловски, которого мой отец застал в двусмысленном положении вместе с Питером на празднике моего семнадцатилетия. Имени третьего я не знал, но помнил его лицо. Впоследствии я узнал в нем молодого штурмовика, которого видел на станции Halensee в Берлине. Его звали Ханс Магулис, его отец работал в немецком посольстве в Лондоне.

Однажды мне сообщили, что несколько коммунистов из нашего лагеря собираются повесить Козловски, Кайзера и некоторых других новичков. В тот же вечер я договорился о встрече с Питером, чтобы рассказать ему об опасности. Мы встретились в неприметном месте за бараками. Это было весьма рискованно, потому что коммунисты могли сильно избить меня, если бы увидели нас вместе. Кто-то должен был обратиться к австралийским властям и уведомить их о происходящем. У барака, где жили Питер и Козловски, выставили охрану. Впоследствии на них все-таки совершили покушение, но они остались живы.

Как-то утром в конце лета 1942 года, больше чем через полтора года после нашего прибытия в Австралию, нам приказали собирать вещи. Я держался вместе со своим другом Вэлли и несколькими приятелями. Вообще лагерное общество было очень сплоченным, но делилось на группы, члены которых предпочитали проводить время друг с другом. Ворота лагеря распахнулись, и мы увидели поджидавшую нас вереницу грузовиков. Не было ни охраны, ни австралийских солдат-резервистов. Мы не знали, куда нас повезут.

Поездка закончилась в городке Шеппартон в штате Виктория, недалеко от лагеря Tatura. Это был важный сельскохозяйственный центр Австралии, средоточие фруктовой и консервной промышленности. Вокруг на много миль раскинулись фруктовые сады (в основном персиковые) рядом с огромными консервными заводами. Наш вклад в развитие военной экономики Австралии должен был заключаться в сборе персиков.

Нас отвезли на Шеппартонский консервный завод, выгрузили во внутреннем дворе и построили в группы. Мы жались друг к другу, словно рабы на аукционе. Потом на автомобилях стали приезжать местные фермеры и осматривать нас.