Брем - Николай Непомнящий Страница 24

На хорошо оснащенной лодке 23 ноября 1850 года экспедиция покинула Хартум. Команда насчитывала 13 человек: немцы Брем, Фирталер и Тишендорф, очень необходимый в походе охотник Томбольдо, 4 помощника, капитан и 4 матроса.

Утренние часы были в основном посвящены охоте, в другое время шли обработка и подготовка тушек птиц и зверушек. Позднее Брем назовет эту поездку самым прекрасным из всех своих путешествий. То была яркая, полная приключений жизнь охотника среди тропической природы. Джунгли, не знавшие вмешательства человека, не слышавшие удара топора, открылись перед ними.

Лучшим способом проникнуть в девственный лес, чтобы побольше узнать о богатствах растительной и природной жизни, был водный путь. Низко висящие ветви и встречный ветер помешал установке паруса, так что экипажу суденышка приходилось только с помощью багров буквально ползти вверх по течению. Часто можно было видеть, какой ущерб наносит этой почти непроницаемой на первый взгляд стене леса саранча. Прожорливые насекомые в свою очередь являлись добычей сотен хищных пустельг.

3 декабря Альфред уже находился около местечка Мусселемие, откуда купцы направлялись дальше в Эфиопию. В Вад-Медани река повернула на восток, но вскоре потекла в прежнем направлении. Этот изгиб, или, как говорят географы, — меандр, образовал живописный полуостров, который местные жители прозвали «слон», поскольку здесь в лесной чащобе водились целые стада слонов. Во времена Брема они уже здесь исчезли… Зато это было настоящее царство цветов, выросших на черной плодородной почве, а на цветах кормились тысячи птиц — настоящий рай для орнитологов. Среди птичьего гомона выделялись криками попугаи, а также аисты огромных размеров. Издали слышалось рычание леопарда, а из воды высовывались массивные головы и крупы гиппопотамов.

Многочисленные сценки дикой природы навсегда отпечатались в памяти молодого Брема и много позже отразились в репродукциях лучших художников к его книгам.

К середине декабря барка дошла до Сеннара. До захвата шейхом Измаилом этот город был столицей большой, но распавшейся империи. Эти места первым посетил в 1699 году французский врач Шарль Жак Понсе. По его описаниям город купцов насчитывал 100 тысяч жителей. Францисканский священник Теодор Крумп, который жил в миссии Сеннара, подтвердил данные сведения.

Всего семь десятилетий спустя перед Джеймсом Брюсом лежал разрушенный город, который разграбили воинственные племена, так что шейху Измаилу во время рейда 1821 года взятие города практически ничего не стоило.

Даже вечером, когда другие города оживали, здесь было тихо и пустынно, в чем и убедился Брем.

Великолепие тропических лесов легко заменяло нехватку удобств и цивилизации. Рождество здесь встретили, угощаясь стаканом пунша, а привет с родины принесли на крыльях птицы, прилетавшие сюда зимовать из холодной Европы. В первое утро путников разбудили слоны, чей громовой рев стал побудкой для всех обитателей леса.

Коллекция собранных птиц росла, записи в дневнике прибавлялись. Хорошая погода благоприятствовала исследованиям. Кроме того, для поддержания физического здоровья здесь существовали все условия. Риса, бобов, чечевицы вместе со свежим мясом забитых животных было более чем достаточно. Не хватало только овощей, которые местные жители не хотели им продавать, принимая за турков.

1851 год начался с сильной бури, после которой установилась хорошая погода. Путники прибыли наконец в город Рессерес. После походов Измаила этот центр бывшей империи представлял собой лишь «группу деревенек, разделенных полями и полосками пустыни». Местное население уменьшилось до 2 тысяч человек.

Из дневника: В гостях у африканцев

«Около полудня прибыли мы к довольно большому лагерю арабов бакара. Они вчера только перебрались сюда с противоположного берега и расположили свои воздушные палатки под тенистыми мимозами на правом берегу реки. Вскоре по прибытии нашем несколько человек подошли к нашему судну и рассматривали возложенные на соломенной рогоже чучела птиц. Через несколько времени к ним присоединились еще некоторые, и между прочим и женщины, так что немного спустя около нас собралась половина всего население палаток.

Женщины разукрасили себе ожерельями из янтаря, отдельные куски которого часто были в полдюйма в диаметре, из кораллов и стеклянных бус голову, шею, руки и волосы. Некоторые же из них вплели себе в волосы толстые медные кольца или носили их продетыми в носу; но одна из этих красавиц помрачала их всех: она носила в волосах, как совершенно необыкновенный убор, от двенадцати до пятнадцати медных наперстков, и закидывала иногда свою голову, с чисто европейскою претензией нравиться, для того чтобы производить весьма жалкий и прозаический звон наперстками. Девушки и женщины были покрыты только платком, обнимавшим их бедра, остальное же тело было совершенно обнажено. Они все без исключения были безукоризненно хорошо сложены и выказывали зубы такой необыкновенной чистоты и правильности, что не одна европейка позавидовала бы им. Столь же красивы, как и зубы, были черные глаза красавиц, а у молодых — полная и действительно пластично сложенная грудь. Одежда невольниц и маленьких девочек состояла из короткого передника; мальчики ходили совершенно голые.

Мне было приятно разговаривать с этими детьми природы. Точные изображения Библии воспроизводятся во всей их чистоте, но нимб, в котором представляется ребенку пасущий овец Иаков или черпающая воду Ревекка, к сожалению, исчез. И теперь, как прежде, можно видеть пастуха, стоящего с посохом или копьем у своего стада; и теперь, как прежде, подходит к реке девушка со старинными сохранившимися сосудами почерпнуть воды, и теперь, может быть, так же завертывается она в складки своей одежды, как и за несколько тысяч лет, — но все это может казаться библейским только издали. Подойти же поближе — вся эта патриархальная картина исчезает в тумане: жирный запах в высшей степени грязной «библейской» одежды чувствительнее для нас, чем это могло быть при чистоте нравов наших праотцев. Фантазия входит в более узкие рамки, несмотря на то, что какой-нибудь старец приглашает нас в свою хижину точно такими же словами, какими некогда Авраам приглашал к себе странствующих ангелов.

Прежде всего я показал женщинам бусы. Они понравились им, но были слишком хрупки. Потом подал я им свое зеркало и был вознагражден за него нескончаемыми криками радости. Зеркало переходило из рук в руки, от женщин к мужчинам и от них опять к женщинам и, казалось, служило всем, в особенности женщинам, несказанной забавой. Я получил его обратно только тогда, когда все они по нескольку раз рассмотрели внимательно свои не слишком красивые, а скорее неправильные черты лица. Некоторые красавицы, как это ежедневно случается, намазали себе кожу коровьим маслом, и одна из них примешала еще к нему толченого корня куркумы, что придавало ее лицу желтый шафранный цвет. Она не переставала смотреться в зеркало и, казалось, с таким же удовольствием любовалась своим желтым цветом лица, с каким любуются некоторые из моих прекрасных соотечественниц «искусственным» цветом своих нежных щечек.