Трагедия армянского народа. История посла Моргентау - Генри Моргентау Страница 24

Но мы все здорово нервничали, потому что знали: Германия работает над тем, чтобы найти casus belli ^[13]. Сушон очень часто отправлял «Гебен» и «Бреслау» на маневры в Черное море, надеясь, что российский флот пойдет в атаку. Было несколько ситуаций, которые могли окончиться войной. На Персидском и Кавказском фронтах происходили постоянные столкновения между российскими и турецкими войсками. 29 октября бедуины перешли египетскую границу и вступили в бой с британскими солдатами. В тот самый день у меня была долгая беседа с Талаатом. Я пришел от имени британского посла, чтобы рассказать ему о бедуинах, вторгшихся в Египет.

«Полагаю, – писал мне сэр Луи, – что это означает войну; вы можете передать эти новости Талаату и рассказать ему о возможных результатах этого сумасшествия».

По этому поводу у сэра Луи уже возникали проблемы с турками. Когда он выразил перед великим визирем протест против приближения турецких войск к египетской границе, турецкий государственный деятель ответил, что Турция не признает такой вещи, как египетская граница. Под этим он подразумевал конечно же, что Египет сам по себе был турецкой территорией и что английская оккупация была лишь временной узурпацией. Когда я довел до Талаата сведения о ситуации в Египте, он сказал, что никакие оттоманские бедуины не входили в Египет. Турки строили колодцы на Синайском полуострове на случай, если начнется война с Англией; Англия уничтожала эти колодцы, а бедуины, по словам Талаата, вмешались, чтобы предотвратить разрушение.

Во время этой встречи Талаат откровенно сообщил мне, что Турция решила примкнуть к немцам и вместе с ними победить или же уйти на дно. Он снова напомнил мне о причинах таких действий и добавил, что, если Германия победит – а он был уверен, что так оно и случится, – кайзер отомстит Турции, если она откажется помочь Германии добиться победы. Талаат честно признался, что именно страх привел Турцию к союзу с Германией. А как я уже говорил, страх был как раз тем мотивом, который руководил турецкими действиями. Он очень спокойно проанализировал всю ситуацию. Он сказал, что народы не могут позволить себе такие эмоции, как благодарность, ненависть или привязанность, единственным руководством к действию должен стать хладнокровный расчет.

– Сейчас, – продолжал Талаат, – в наших интересах быть вместе с Германией. Если через месяц в наших интересах будет присоединиться к Франции и Англии, мы сделаем это. Россия – наш самый страшный враг, – заявил он, – и мы боимся ее. Если сейчас, когда Германия атакует Россию, мы сможем нанести такой удар, после чего в течение некоторого времени Россия не будет в состоянии навредить нам, то долгом Турции будет сделать это! – И затем, повернувшись ко мне с немного грустной, немного дерзкой улыбкой, он подвел итог всему разговору. – Ich mit die Deutschen ^[14], – сказал он на ломаном немецком.

Однако по причине того, что кабинет никак не мог прийти к единому мнению, немцам пришлось подтолкнуть Турцию к обрыву. На следующий вечер после моего разговора с Талаатом из России пришли печальные новости. Три турецких торпедоносца подошли к порту Одесса и потопили российскую канонерскую лодку «Донец», в результате чего погибла часть экипажа, кроме того, было повреждено два российских дредноута. Кроме того, они потопили французский корабль «Португалия» – погибли два члена экипажа, остальные получили ранения. Затем они направили орудия на город и уничтожили сахарную фабрику, здесь также были жертвы. Этими турецкими кораблями командовали немецкие офицеры. На их борту практически не было турок, так как турецкие экипажи получили выходной в связи с мусульманским религиозным праздником Байрам. Нападение было неожиданным, немцы сознательно совершили налет на город с целью спровоцировать войну. Как мне сообщил мой друг, немецкие офицеры на судне «Генерал» постоянно грозили совершить нечто подобное, если этого не сделает Турция. Что ж, они сдержали слово. Когда новости об этом дошли до Константинополя, Джемаль играл в карты в Серкль д'Ориент. Джемаль был министром военно-морского флота, и все военные действия Турции должны были совершаться по его приказу. Когда кто-то сообщил ему новости, Джемаль очень разволновался.

– Я ничего об этом не знаю! – воскликнул он. – Это было совершено не по моим приказам.

Вечером 29-го у меня состоялась еще одна беседа с Талаатом. Он сказал мне, что ничего не знал об этой атаке и что вся ответственность лежит на плечах немецкого адмирала Сушона.

Я не знаю, правду ли говорили Джемаль и Талаат о своем блаженном неведении, однако считаю, что они должны были ожидать подобного акта насилия. Тем не менее не возникает сомнений в том, что великий визирь Саид Халим был искренне огорчен. Когда М. Бомпар и сэр Луи Маллет пришли к нему и потребовали свои паспорта, великий визирь расплакался. Он умолял их подождать некоторое время, уверял в том, что дело еще можно уладить. Великий визирь был единственным членом кабинета, которого Энвер и Талаат хотели успокоить. Как я уже говорил, его присутствие в кабинете давало последнему определенный вес в обществе ввиду того, что он был представителем монаршего дома Египта и чрезвычайно богатым аристократом. Возможно, именно это и объясняет полученное мной сообщение. Талаат просил меня нанести визит российскому послу и спросить, что могла бы сделать Турция, чтобы удовлетворить царя. Маловероятно, что Талаат искренне хотел уладить это дело. Цель его заключалась лишь в том, чтобы показать великому визирю, что он старался пойти навстречу его желаниям и таким образом удержать его в кабинете. Я навестил М. Гирса и обнаружил его в более чем воинственном расположении духа. Он сказал, что Турция могла изменить ситуацию путем увольнения всех немецких офицеров из турецкой армии и флота. Он получил инструкции покинуть страну и намеревался это сделать. Однако он будет ждать ответа в Болгарии и вернется, если турки примут эти условия.

– Россия в свою очередь гарантирует, что турецкий флот больше не выйдет в Черное море, – решительно сказал М. Гирс.

Талаат навестил меня вечером и сообщил, что он только что ужинал с Вангенхаймом. Он сказал, что кабинет рассматривает ответ России и что великий визирь хотел бы получить условия, выдвинутые М. Гирсом, в письменном виде; не попытаюсь ли я их получить? Уже к тому времени российскими делами занялся итальянский посол Гаррони, и я сказал, что подобные переговоры должны вестись через него.