Оппозиция его величества - Михаил Давыдов Страница 24

Киселев просил прислать ему «французские» приказы Воронцова. «Многие из его постановлений должно признать полезными, в особенности запрещение жестоких телесных наказаний, которое должно бы распространить на всю армию». Он хочет приноровить их ко 2-й армии, ибо «варварство искоренить должно». Однако ему одновременно требовался приказ Аракчеева «о дисциплине», поскольку «тиранство» странным образом уживается с неприличной, по его мнению, разболтанностью.

Мы уже знаем, почему была такой трудной борьба с жестокостью офицеров по отношению к солдатам. Киселев прекрасно понимал это: «Исправление морального состояния армии подлежит времени и постановлениям, которые не дозволяют к тому деятельно приступить. По сему предмету все войска российские в одинаковом положении и, по наречию Сабанеева, палочники наши долго таковыми останутся». Тем не менее, по мере возможностей Киселев стал исправлять положение. Именно по мере возможностей, ибо в его власти было далеко не все.

Осенью 1819 г. Павел Дмитриевич был отвлечен от непосредственных своих обязанностей эпидемией чумы, проникшей в Бессарабию из Дунайских княжеств. Тогда-то он впервые оценил по достоинству Сабанеева, оказавшегося единственным начальником, на которого Киселев мог положиться, остальные оказались неспособными или трусили. Эпидемия дала повод для актуального сравнения; «у нас теперь существуют две чумы: одна ваша, которая при мерах осторожности исчезает, а другая — Аракчеев — не прежде изгладится с земли нашей, как по его смерти, которой ожидать долго; признаться надо, что вреднейший человек в России», — писал Закревский Киселеву ^[88]. Тогда же Киселев познакомился с тяжкой жизнью солдат, служивших в Бессарабии.

Уже в 1820 г. появились первые результаты деятельности Киселева. Начал улучшаться быт солдат, Киселев и его сотрудники разрабатывали различные наставления по стрельбе (ружья так плохи, писал он Закревскому, что пока их не улучшат «уменье стрелять останется на бумаге»), по артиллерийскому учению и др.

Одна из самых частых тем в переписке — аудиториат, военно-судная часть. Закревский хвалит Киселева за то, что он обратил на это внимание: «Она у нас в большом упадке от нерадения начальников, и несчастные томятся под судом долгое время, тогда как в это же время, по наказании, могли исправить в нижних чинах несколько свое поведение». Киселев просит 12 мальчиков для аудиториатской части, так как «аудиторы столь плохи, что надо взять меры к исправлению важного сего недостатка». Но глава российского военно-юридического ведомства этих просьб выполнить не может; «мальчиков» забирает Аракчеев для поселений, а аудиторов, как обычно, Закревский советует выбрать на месте. Реформа судопроизводства занимает Павла Дмитриевича не меньше, чем Воронцова ^[89] (подробнее об этом — ниже).

Следующее важное направление деятельности Киселева — образование. Сразу же по приезде в Тульчин он написал Закревскому, что в последнем разговоре с царем не услышал ясного ответа на вопрос, открывать ли ланкастерские школы во 2-й армии. Закревский посоветовал обратиться с партикулярным письмом к кн. Волконскому, что Павел Дмитриевич и сделал. Князь отвечал, что новые школы в принципе дело нужное, но покуда с этим необходимо подождать, т. к. министр просвещения кн. Голицын потребовал у него по высочайшему повелению сведения о всех таких школах в армии, но с какой целью ему нужны эти сведения, пока неясно. Поэтому следует повременить, не закрывая уже действующие школы ^[90].

Заблоцкий-Десятовский приписывал лично Киселеву проект учреждения училищ для бедных детей офицеров и чиновников при пехотных корпусах, говоря, что «по совещанию с генералом Сабанеевым, мысли которого по этому предмету были сходны с его взглядами, Киселев составил проект о помянутых учебных заведениях», который затем через Волконского передал царю ^[91]. Мы видели, что идея возникла у Сабанеева гораздо раньше, и более того, была реализована до приезда Киселева.

Открыто ли было корпусное училище при 7-м корпусе — точно неизвестно, хотя в пользу этого говорят некоторые косвенные данные.

Как и остальные герои этого рассказа, Киселев засыпал Закревского разнообразными просьбами, предложениями, проектами (любопытная деталь — у Киселева очень быстро сложилась психология трудяги-службиста, в то время как Закревский перешел в разряд «вельмож»). Закревский был рад помочь, но не все было в его власти. Так, не получили поддержки идеи Киселева относительно улучшения квартирмейстерской службы: Волконский руководил ею лично, никого туда не допускал и никого слушать не хотел. Сообщая об этом, Закревский делает обычное свое резюме: «Вообще же нерешительность по всему государству удивительная, и конечно, более делает вреда, нежели пользы всякого рода службе; но помочь сему мы с тобой не в состоянии. Неприятности по службе всегда были и должны быть, а наипаче с такими людьми, которые пламенное желание имеют быть полезными службе; потом все охладят, и человек должен привыкать, хотя с трудом, к медленностям и прочее, и прочее».

Взгляд Закревского выверенный, с оттенком меланхоличного фатализма. Исправить ситуацию в принципе не в их власти. Единственное, что они могут — это честно служить, честно делать свое дело, получать положенные «неприятности по службе», охлаждать свое усердие и все равно тащить лямку, пока силы позволяют, ибо иначе не умеют.

У Киселева позиция пока другая. Он еще не привык к своему головокружительному взлету (шутка ли, начальников штаба армии всего двое — у всей страны на виду!). С ним доверительно, как с равным, как с другом, беседует царь. Поэтому Киселев довольно долго сохранял то состояние, когда эйфория новизны не то чтобы исчезает, но требует совмещения с возникшей уже привычкой к себе самой. И хотя социальное «зрение» у него постепенно фокусируется, заботы и обязанности обретают истинный масштаб, и словно бы начинается обычная жизнь, но что-то мешает считать ее обычной.

* * *

Что дает этот краткий обзор служебной деятельности наших героев? Нетрудно заметить, что они в общем заняты одними и теми же проблемами и пытаются решить их достаточно похожими способами. В центре их внимания как командиров забота о подчиненных в широком смысле: улучшение быта, постройка казарм, лазаретов, облегчение положения солдат или, что то же самое, борьба с аракчеевщиной, стремление покончить с воровством казенного и солдатского имущества, наконец, некоторые из них стремятся к просвещению подчиненных — и солдат, и офицеров.

Нельзя не заметить, что наши герои — люди, настроенные достаточно критически по отношению к существующим порядкам, как и полагается людям, привыкшим мыслить самостоятельно. Однако мы пока не можем говорить о характере этого недовольства. Обычное ли здесь раздражение умных и дельных людей, вынужденных бороться с тупой неповоротливостью имперской бюрократии, т. е. чувство весьма обыкновенное, или оно имеет принципиально другое значение, иные корни. Выяснить это должно дальнейшее исследование.