Анатолий Тарасов - Александр Горбунов Страница 24

В своей книге о Боброве Салуцкий приводит монолог Анатолия Владимировича, произнесенный три десятилетия спустя после событий, в которых Тарасов и Бобров отстаивали свои позиции:

«Мне говорили: ну пропусти ты, не делай ему замечаний. А я отвечал: не могу! Не могу! Тогда я не буду Тарасовым!.. Я считал, что понимаю кое-что в теории хоккея, я вот так понимаю хоккей, мне доверена команда — и я должен! Выигрывала она или нет, — это совершенно не важно. У меня была идея, своя, обязательная для тренера, идея, и Бобров в чем-то ее не выполнял… Бобров — это эпоха. Но у него есть один недостаток для современного хоккея: Бобров не любил работать на других. А мы делали команду наперед! С ним выигрывалось, да! С ним сложно жилось, но с ним выигрывалось. На него работали сначала Тарасов с Бабичем, а потом Шувалов с Бабичем. И всё выигрывалось. На него ра-бо-та-ли! А принцип, который стал после ухода Боброва, — иной: у нас были Фирсовы, Александровы, Майоровы, Старшиновы, и принцип игры друг на друга обязателен. Обязателен! Уважение друг к другу обязательно! Принцип колхозного хоккея! Это принцип, которым мы выиграли. Потому что если у нас будут “звезды” в понимании канадского хоккея, на которых все работают, мы ничего не выиграем. “Звезду” легко нейтрализовать. Когда Сологубов нейтрализовал Боброва, мы выиграли у ВВС. Значит, Бобров, или перестраивайся, или… Я ему говорил об этом: маленько, маленько, ведь идет разговор не о том, чтобы ты столько пасов давал своим партнерам, сколько они тебе. Это глупости, у тебя самое сильное — это забивание. Ну и забивай! Но будь благодарен, подойди к Женьке, похлопай по плечу: Макар (так звали в команде Бабича. — А. Г.), спасибо тебе, какой пас ты выдал! Будь благодарен за то, что на тебя работают. Будь благодарен, извинись иногда, что ты не отработал за кого-то в оборону, извинись! А он не мог… Он Шаляпин был! А я не мог смириться… Потому что я решил создать коллектив. Позже я убирал многих игроков, кто ставил себя выше. Это главное».

«Игрок-легенда» — так зафиксировал Тарасов статус Боброва, напомнив при этом, что успех сопутствовал ему и на «тренерском поприще». Но и близко не такой успех, какой сопутствовал Боброву-игроку, на которого ходили не только в Советском Союзе, но и за границей, на стокгольмском чемпионате мира, например, в 1954 году.

Если Тарасов посвятил Боброву восторженные страницы в книге «Настоящие мужчины хоккея», то Бобров в своей книге «Самый интересный матч» лишь дважды на 214 страницах упоминает фамилию Тарасова. Один раз, рассказывая о состоявшемся 25 января 1948 года матче ЦДКА со «Спартаком» («…то Бабич стремительно уходит налево, то я, то вдруг мы оба перемещаемся в центр, а Тарасов меняет нас…»), второй — в простом перечислении состава команды на матчи с ЛТЦ. И что еще поразительнее, ни слова о Тарасове-тренере. Даже для известного футболиста Игоря Нетто, в молодые годы баловавшегося хоккеем, Бобров нашел добрые слова. Но не для Тарасова.

Буквально накануне начинавшейся в 1963 году потрясающей победной серии сборной СССР Бобров писал, что «козырем, главным оружием» той команды, в которой он сам играл, была скорость. И констатировал: к сожалению, сейчас оно, это оружие, «заржавело» и «мы начали терять прежние позиции и то и дело уступать командам, побороть которые в недавние времена было нам под силу». «Одна из причин такого положения, — полагал Бобров, — кроется в том, что мы, как ни горько об этом говорить сегодня, предали забвению некоторые сугубо национальные черты нашего хоккея, черты чрезвычайно важные, дававшие нам ряд неоспоримых преимуществ в борьбе с самыми сильными и опытными соперниками».

Можно подумать, будто «в недавние времена» сборная СССР действительно пребывала на позициях, с которых свысока поглядывала на остальных. Но если обратиться к статистике, то позиции эти обнаружить не удастся. В восьми чемпионатах мира, в которых советская сборная участвовала до начала поразившей хоккейный мир победной серии тарасовско-чернышевской команды, выигрывала она лишь дважды, четыре раза (в том числе и в Москве в 1957 году с Бобровым в составе и в отсутствие не приехавших в советскую столицу из-за событий в Венгрии хоккеистов Канады и США) становилась второй и на двух турнирах — третьей.

Вряд ли у Боброва, регулярно в ту пору видевшего матчи чемпионата СССР с участием ЦСКА и московского «Динамо», были серьезные основания говорить об исчезновении «сугубо национальных черт» — скорости, скоростной выносливости, обманных движений при обводке, высокой точности передач, позволявшей затевать неожиданные для соперника многоходовые комбинации. Наоборот, именно эти качества Тарасов и Чернышев ставили в своих клубах во главу угла и совершенствовали. В сборной, в состав которой в основном входили армейцы и динамовцы, — тоже.

Победная десятилетка сборной СССР была бы невозможной без постоянного совершенствования Тарасовым и Чернышевым того, что Бобров называет «национальными чертами» отечественного хоккея, и вкрапления в них новых элементов, повышающих уровень коллективных действий. Этим коллективизмом был прежде всего славен отечественный хоккей той поры, когда сборная из года в год «выносила» соперников на чемпионатах мира и Олимпиадах.

Есть, наверное, частичка правды в том, что такие выдающиеся хоккеисты, как Бобров, Старшинов или Фетисов, могли состояться и при минимальном вмешательстве в их становление со стороны тренеров. Но только — частичка правды. Без каждодневного труда — под неусыпным взглядом Тарасова, без придуманных тренером сотен специальных упражнений, без жесткого тарасовского контроля — Фирсов не стал бы Фирсовым, Третьяк — Третьяком, Михайлов — Михайловым… Они сами, как и многие другие ученики Тарасова, об этом говорят.

Под разовую победу Боброва над Тарасовым-тренером («Спартак» в 1967 году стал чемпионом СССР) подводится теория: тренерское всевластие Тарасова настолько разожгло честолюбие Боброва, что он пошел в тренеры спартаковской команды для того, чтобы свергнуть надоевший всем ЦСКА и, самое главное, Тарасова с прочно занятых чемпионских позиций. Уход же его в том же 1967 году в футбольный ЦСКА сопровождала еще одна придуманная тарасовскими «доброжелателями» версия: Тарасов, дескать, дабы избавиться в хоккее от сильного тренера-конкурента, все уши прожужжал генералам: поставьте на футбол Боброва, разваливается ведь команда.

На самом деле причина резкого перемещения Боброва из хоккейной команды в футбольную прозаична. «В “Спартаке”, — рассказывал игравший в этой команде при Боброве нападающий Александр Мартынюк, — Всеволоду Михайловичу обещали вознаграждение за золотые медали, но обманули. Он обиделся. А у футбольного ЦСКА были плохие результаты. Боброва позвали исправлять положение, дали звание, и он ушел».

Валентин Бубукин был хорошо знаком и с Тарасовым, и с Бобровым. Боброва он называл «своим кумиром», «выдающимся» и просто «добрым человеком». «Об этом, — говорил Бубукин, — много написано. Собственно, бобровскую доброту в последнее время противопоставляют тарасовской жесткости и рисуют их чуть ли не врагами. Я был не просто близок с обоими, а даже дружен. Особенно это важно в случае с Анатолием Владимировичем, которого многие считают замкнутым, порою деспотичным человеком без чувства юмора. Он действительно тяжело шел на контакт, но в узком доверительном кругу позволял себе даже такие шутки: