Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941-1942 - Гюнтер Банеман Страница 24

Это был автомобильный парк и ремонтная станция люфтваффе. Я знал, что ремонтные мастерские с дорогим оборудованием расположены где-то на задворках.

Прошло десять минут, и я уже начал удивляться, куда подевались часовые, как вдруг всю стоянку залил яркий свет. Я упал на землю и заполз туда, где от ограды падала густая тень.

Меньше чем в метре от меня промаршировал часовой люфтваффе, держа винтовку на изготовку и печатая по гравию шаг. Он совершал свой дежурный обход. Через две минуты свет погас, и все снова погрузилось во тьму.

Я не мог понять, зачем так ярко освещать автомобильный парк, ведь Дерна постоянно подвергалась налетам с воздуха, а если бы у побережья оказался какой-нибудь крупный боевой корабль британского флота, то он залпами своих орудий снес бы эту стоянку с лица земли.

Часовой вернулся в свое караульное помещение. Когда он открывал дверь, мелькнула полоска света, которая быстро исчезла.

Я перелез через ограду и крадучись стал осматривать ближайшие машины. Стараясь ничего не задеть, чтобы не создавать лишнего шума, я двигался мимо легковушек, мотоциклов, бронеавтомобилей, легких танков, вооруженных пулеметами, грузовиков и лимузинов. Так я обошел всю стоянку.

На главную улицу вел узкий, никем не охраняемый проезд. Значит, надо выбрать машину, стоящую поблизости от него, поскольку вывести автомобиль, расположенный в центре, будет очень трудно. Часовые тут же меня схватят.

Я прошел вдоль проезда и увидел то, что искал, – английский джип «бедфорд». Лучшей машины для моей поездки не придумаешь.

В этот момент вспыхнули дуговые фонари, и на стоянке снова стало светло как днем. Я обежал «бедфорд», нырнул под стоявший рядом грузовик, прополз под ним, низко пригнувшись, бросился к ограде, перелез через нее и спрыгнул на землю.

Тяжело дыша, я прислушался. Топот сапог часового, доносившийся с дальнего края, медленно приближался. Подняв автомат, я снял его с предохранителя. Если часовой меня заметил, он окликнет меня или остановится и начнет стрелять. Но все обошлось. Часовой печатал шаг, не глядя ни вправо ни влево.

Дуговые лампы погасли. Через минуту дверь караульного помещения захлопнулась – я понял, что часовой зашел внутрь. И тут до меня дошло, что он делает обход каждые пятнадцать минут, а в промежутках не высовывает наружу носа. Каждые четверть часа на две минуты загорается свет и часовой обходит стоянку. Такой способ охраны впервые применили в Польше, где часовых, несших свою службу в темноте, часто находили убитыми. Но для меня оставалось загадкой, зачем включать свет здесь, в Африке. Неужели арабы тоже научились убивать часовых?

Я поднялся и вернулся на главную улицу, раздумывая, как бы мне вывести «бедфорд» в проезд и исчезнуть в темноте. Если мотор заработает, а потом вдруг заглохнет, часовые, конечно, откроют огонь – ведь в караульном помещении их человек шесть – восемь. Лучше я поброжу по городу и поищу более подходящее место для угона машины.

Я обходил в темноте улицу за улицей. Это было совсем не просто – мне приходилось пробираться сквозь завалы, застревая ногами в оконных рамах, проваливаясь в подвалы и обходя непроходимые места. И при этом еще нужно было следить за часовыми, которые стояли в темноте не двигаясь. Дело было гиблое, и я вскоре устал от безнадежных поисков.

Из какого-то дома донеслись смех и бренчание гитары. Двигаясь на эти звуки, я вскоре оказался у подножия лестницы, разбитые ступени которой вели в подвал – очевидно, это был своего рода кабачок, где итальянцы обмывали красным вином свои подвиги. Прислушиваясь к шуму голосов и итальянской речи, я гадал, есть ли среди них немцы.

В эту минуту я услышал ритмичный топот сапог, подбитых гвоздями, и залез под искореженный грузовик. Через десять секунд появились четыре немецких полевых полицейских, которые спустились в кабачок. Вскоре оттуда донесся крик: «Attentione!» (Смирно!) – в характерной немецкой гортанной манере.

Музыка стихла, пьяное пение с булькающими звуками оборвалось, и кто-то выкрикнул в адрес немецких полицейских итальянское ругательство.

За этим последовал удар – кулак полицейского обрушился на того, кто кричал, – и из двери вылетело тело, с тошнотворным звуком ударилось о ступени и замерло. Это, очевидно, произвело впечатление на остальных посетителей кабачка. Там наступила такая тишина, что стало слышно, как шелестит занавес из стеклянных бусин, висевший у входа в подвал.

Тот же голос с немецким акцентом произнес несколько вопросов по-итальянски. Полицейский унтер-офицер спрашивал обо мне – немецком солдате, идущем в одиночку, вероятно, пешком, вероятно, в итальянской форме, со стороны фронта…

Ответил ему один из итальянцев, который был по-храбрее других, а может, выпил побольше красного вина. Он заверил полицейских, что человека, соответствовавшего этому описанию, они не видели.

Тогда полицейский унтер-офицер сообщил этой геройской компании, кого надо искать и что делать, если они меня встретят.

Во время этого инструктажа раздался душераздирающий вой сирен, и полицейские пулей выскочили из подвала и понеслись в сторону главной улицы. Из подвала не доносилось ни звука. Я решил, что итальянцы покинули его с заднего хода.

Я выбрался из-под остова грузовика и быстро побежал туда же, куда и полицейские. В порту раздавались команды – расчет тяжелой 88-миллиметровой зенитки готовился к новому бою.

На улице раздавался топот сапог. Иногда до меня доносились голоса, звучавшие словно из могилы, – очевидно, под развалинами располагались бомбоубежища. Но меня они не прельщали. Достаточно одной бомбе попасть в эти кучи обломков, как бомбоубежища будут завалены, и их обитателям уже не потребуется могильщик.

Я быстро пересек улицу и побежал по переулку к автомобильному парку. Теперь я знал, как мне увести трофейный британский джип со стоянки люфтваффе.

Заняв свою прежнюю позицию за оградой, я поправил автомат, чтобы он был под рукой, и стал ждать, не покажется ли кто поблизости.

Воздушную тревогу на этот раз объявили, очевидно, загодя – самолеты давно уже должны были прилететь, – но в Дерне стояла тишина. Недалеко от того места, где я сидел, кто-то крикнул по-итальянски: «No fumare!» (Не курить!) – вероятно опасаясь, что эти ужасные англичане различат сверху даже огонек сигареты.

Тишина только усиливала страх, но тут из темноты донесся рев моторов. Самолеты были уже над самым городом. Они пролетели как можно более низко над плато и выскочили из-за обрыва, у подножия которого лежал этот городок.

Но на какие бы уловки ни пускались британские летчики, они не смогли обмануть бдительности зенитчиков. 88-миллиметровая пушка зазвучала, словно большой орган. Снаряды в мерном ревущем ритме, один за другим, летели в ярко освещенное небо, и каждый их разрыв с трассирующим шлейфом резко запечатлевался на фоне скалистых стен плато.

Один из бомбардировщиков, пойманный в пересечение лучей прожекторов, вдруг отделился от строя и понесся в сторону моря. Его хвост полыхал ярким пламенем, а самолет, описывая дугу, падал на землю.