Три кругосветных путешествия - Михаил Лазарев Страница 24

24 июня пополудни в 1 час при умеренном ветре снялись с якоря и вступили под паруса…

25 июня. В 6 часов пополуночи подошли к берегам Кале, в расстоянии 2 миль, бросили якорь. Здесь выгрузили несколько ящиков хины и небольшую пропорцию кип хлопчатой бумаги по комиссии одного купца из Лимы, взятые нами из одной благодарности за его честное сношение с нами…

8 июля. Крепкий ветер от NW с дождем заставил спустить бомбрамстеньги и взять по 2 рифа у марселей. Корабль бежал к NO до 9 узлов, но к полуночи ветер начал стихать… Гром и молния как бы приветствуют нас при вступлении в родные финские воды. За штилем и ветер изменился к О, и к 8 часам утра тихий ветер подул от W, отдали все рифы у марселей и поставили брамсели. В 10 часов пополуночи г. Виндава в виду на 81° О в 5 1/2 милях…

15 июля. В полночь пришли на вид Толбухина маяка, а на другой день поутру в 8 часов стали на якорь на малом Кронштадтском рейде против ворот Средней гавани.

Не стану описывать той радости, которую ощущал на душе по совершении такого долгого плавания; и после 2 лет и 10 месяцев отсутствия из своего отечества, не имея никаких вестей ни от родных, ни от друзей, это ощущение едва ли можно описать, оно невидимо и неуловимо; тут при всех деятельных занятиях по делам, до корабля относящимся, мысли постоянно заняты о близких сердцу родных, и с каким-то трепетом ожидаешь появления знакомого человека, и с нетерпением ждешь услышать от него весточку из родного края, а между тем на сердце весело, что вот мы уж на месте, исполнили свой долг честно, корабль возвратился в совершенной исправности, команда вся здорова и бодра. Ничто не помрачило нашей дружбы. Пошли приятелями, а воротились друзьями. Не всегда и не всем случается возвращаться после плавания кругом всей земли.

Тотчас по уборке парусов многие из наших товарищей явились приветствовать нас с благополучным прибытием, пошли рассказы и расспросы до самого вечера. Этот день мы обедали на корабле, достав бочку солонины, отпущенной нам при отходе из Кронштадта в 1813 г., да бочку воды, тоже налитую тогда же в Кронштадте, и попробовали за обедом то и другое, не испортилось ли. Вода без запаха, но только от бочки, внутри обожженной, несколько потемнела. Потчевали своих сослуживцев настойкой рома из ананасов в пунше, такого нектара они никогда не пивали.

На третий день прибыли на корабль директоры Российско-американской компании Булдаков, Кремер и Северин, довольные нашим исполнением дела и даже тем, что мы благоразумно распорядились, оставив Ситху по своему усмотрению для пользы компании. И вообще все действия наши по торговым отношениям с Лимой, а равно по сношению нашему с Филиппинской компанией, были ими вполне опробованы; груз, доставленный нами на «Суворове», ценился в 2 млн руб., передан весь в порядке, и рекомендательные письма о пребывании нашем в Лиме от вице-короля к императору и от главного директора Филиппинской компании г. Абадия в директорию нашей Российско-американской компании с подарками, посылаемыми от обоих е. и. в.

Корабль ввели в гавань, который и поступил в ведение компании. Привезенных лам, альпаку и вигонь живых передали за 2 тыс. руб. компании, равно и черепах, которых свезли в Петергофский сад, чтобы там во время праздника 23 июля, в день тезоименитства императрицы Марии Федоровны, эти небывалые в Европе обитатели Кордильерских гор, как редкость невиданная, могли быть показаны как императорскому двору, так и присутствующему народу на гулянье.

20 июля мы перебрались на берег, обедали в клубе с некоторыми из наших добрых сослуживцев…

По сдаче корабля и окончании всех расчетов с Американской компанией, от которой мы получили следуемые нам деньги, как жалованье, так и следуемые за отданных им наших лам, мы расстались окончательно с директорами компании, не получив обещанного нам награждения 25 тыс. руб., если корабль благополучно воротится, но такой неблагодарный поступок нисколько не смутил нас. Интерес мы всегда считали на последней степени после исполнения своей обязанности честно. Компания предлагала мне командование ее кораблями, отправляемыми со следующей весной, и назначила 10 тыс. руб. годовой оклад жалованья, но я не решился, пока не узнаю о положении моей матери и сестер, которых я не видал уже более 5 лет…

22 июля все мы, суворовцы, отправились в Петергоф на праздник; нам отведена была придворная палатка с прислугой и полным содержанием от двора. Гр. Николай Александрович Толстой, гофмаршал двора, сам пришел посмотреть, все ли у нас хорошо, и сказал, чтобы мы нисколько не церемонились, спрашивали все потребное к нашему столу, а если какая будет неисправность, то относились бы прямо к нему. Такое заботливое попечение позволило нам в своей палатке распорядиться, как дома, и гостей из числа наших сослуживцев было довольно, да и недостатка ни в чем не было.

23 июля в 2 часа пополудни император Александр с императрицею Елизаветой и вдовствующей императрицей Марией Федоровной и всем царствующим домом приехали на линейках со всей придворной свитой смотреть наших лам, альпаку и вигонь, черепах; долго они любовались этими животными, императрица Елизавета сама кормила белым хлебом, но все внимание было обращено на этих невиданных зверей, но нам не сделано было никаких приветствий, потому что наш морской министр маркиз де Траверсе не счел нужным нас представить. Грустно и досадно было нам такое невнимание, но, вспомнив, что мы уже исполнили такой славный и еще редко совершаемый русскими мореходцами подвиг и будучи в душе довольны сами собой, мы не нуждались ни в чьей похвале, скромно сознавая свое достоинство, не домогаясь никаких наград.

Однако надо было выработать в себе такое убеждение не одним трудом, но чистой любовью к делу. В эту пору нашей молодости никогда не чувствовалось на душе никакого затаенного эгоизма, все мысли настроены к одному честному исполнению дела и обязанности, на нас возлагаемой. Любовь сотоварищей и полное уважение к нам было лучшей наградой. Испытанному в школе терпения и многих лишений того избытка, служащего к удобствам жизни, с постоянными требованиями точного исполнения возлагаемых обязанностей, чуждый страха опасностей, сроднившийся с морской жизнью, никогда в голову не приходит, чтобы за исполнение служебного дела должно награждение особенно, но невнимание и малое сочувствие к честным трудам – вот что поражает благородную душу и раздражает сердце…

Отпраздновав петергофский царственный пир, на другой день мы при сильном противном ветре на нашей портсмутской «Suhcary» воротились под парусами в Кронштадт, тогда как ни один катер не мог выгрести ни из Петергофа, ни из Ораниенбаума. И действительно погода была самая отвратительная, но нам казалось, что лучше быть дома у своего скромного и теплого очага, нежели в гостях у холодных и неприветливых хозяев…