Штурм Грозного. Анатомия истории терцев Уцененный товар (№1) - Владимир Коломиец Страница 24

Возложив на царя животворящий крест Мономахов, бармы и венец на главу, с молением, да благословит Господь его правление, Деонисий взял Федора за руку, поставил на особенном царском месте и, вручив ему скипетр, сказал:

– Блюди хоругви великие России!

Архидиакон на амвоне, священники в алтаре и клиросы возгласили многолетие царю венчанному Митрополит в краткой речи напомнил Федору главные обязанности венценосца:

– Храни Закон и царство, имей духовное повиновение к святителям и веру монастырям, искреннее дружество к брату, уважение к боярам, основанное на их родовом старейшинстве, милость к чиновникам, воинству и всем людям… И будет царство твое мирно и вечно в род и род!

– Будет и будет многолетно! – проливая слезы умиления, восклицали присутствующие в храме.

После Херувимской Песни митрополит возложил на Федора Мономахову цепь аравийского злата, помазал его Святым Миром и причастил Святых Таин.

В тронной вельможи и чиновники целовали руку у государя, а затем вместе с духовенством в столовой торжественно с ним отобедали.

Пиры, веселья, забавы народные продолжались целую неделю и завершились воинским праздником вне города, где на обширном лугу, в присутствии царя и всех жителей московских, гремело 170 медных пушек перед восемью рядами стрельцов, одетых в тонкое сукно и в бархат. Федора сопровождало также множество всадников, одетых богато.

Одарив митрополита, святителей и сам приняв дары от всех людей чиновных, гостей и купцов российских, английских, нидерландских, нововенчанный царь объявил разные милости: уменьшил налоги, возвратил свободу и достояние многим знатным людям, которые сидели по приказу Ивана Грозного в темницах, освободил пленных, наименовал боярами многих известных людей, пожаловав их особыми доходами. Но особо щедро осенил он своею милостью своего шурина Годунова. Кроме сана конюшего, который семнадцать лет до этого никому не жаловался, он присвоил ему титул ближнего великого боярина, наместника Казанского и Астраханского царств. В соответствии с саном ему были определены и богатства, которые в то время не имел ни один вельможа.

Годунов мог на собственном иждивении выводить в поле до ста тысяч воинов. И Годунов со рвением души славолюбивой устремился к великой цели: делами общественной пользы оправдать доверенность царя, заслужить доверенность народа и признательность Отечества.

Когда Федор, прервав блестящие забавы и пиры, в виде смиренного богомольца ходил пешком из монастыря в монастырь, в лавру Сергиеву и в иные святые обители, вместе с супругой и в окружении телохранителей, правительство под руководством Годунова неусыпно занималось государственными делами, исправляло злоупотребление власти, утверждало безопасность внутреннюю и внешнюю. Во всей России они сменили худых наместников, воевод и судей, избрав лучших. Грозя казнью за неправду, удвоили жалованье чиновников, чтобы они могли пристойно жить без лихоимства. Вновь устроили войска и двинули их туда, где надлежало восстановить честь оружия или спокойствие Отечества. Начали с Казани. Годунов более умом, нежели мечом, усмирил Казанское царство, затем бунт в черемисской земле и довершил завоевание Сибири.

В деле внешней политики Борис следовал правилам лучших времен Иоанновых, изъявляя благоразумие с решительностью, осторожность в соблюдении целостности, достоинства, величия России. Этому он учил и Федора. Занимаясь более всего Баторием, Швецией и Тавридою, царь видел и опасности с берегов Босфора, со стороны державы, страшной для целой Европы.

В июле 1584 года Федор отправляет посланника Б. П. Благово в Константинополь известить султана о восшествии своем на престол и объяснить ему миролюбивую политику России в отношении Турции и склонить Амурата к дружбе.

– Наши прадеды Иоанн и Баязет, – писал Федор к султану, – деды Василий и Солиман назывались братьями и в любви ссылались друг с другом. Да будет любовь и между нами. Россия открыта для купцов твоих, без всяких ограничений в товарах и без пошлины. Требуем взаимности, и ничего более.

Однако турецкие паши стали предъявлять условия:

– Снесите Терский городок, который закрывает путь для проезда мусульман в Мекку и ограничивает движение по астраханской дороге.

Посол Благово на это ответил:

– Мы знаем, что вы жалуетесь на разбои терских казаков, мешающие сообщению между Константинополем и Дербентом, где султан властвует, отняв его у шаха персидского.

– Нет, это наш город, – завопили те.

– Но Терская крепость строилась не против вас, – продолжал посол, – а для безопасности кабардинского князя Темрюка. В удовольствие Селима царские ратники оттуда выведены. А живут с этого времени в ней казаки волжские, опальные беглецы без государева ведома.

– Раз государь ваш хочет с нашим государем иметь крепкую дружбу, братство и любовь, – говорил великий визирь Осман-паша послу Благово, – то пусть с Терки казаков велит свести, чтоб от терских казаков государя нашего людям проход в Кизилбаши был бесстрашен.

В виде уступки Осман-паша обещал русскому послу наложить запрет на походы крымских татар и ногайцев на русские земли.

Однако, несмотря на дипломатическую изворотливость Крыма и Турции, русское правительство отказалось сносить Терский городок и изгонять казаков с Терека. Турция, как показали последующие события, добиваясь уступок, преследовала чисто агрессивные цели – она сама усиленно готовилась к захвату Северного Кавказа.

Посол Б. П. Благово еще находился в пути, а в Москве стало известно о подготовке Турции и Крыма к походу на Терек. Осенью они собирались поставить там крепость, а весной идти в Кизилбаши.

В подтверждение этому астраханский воевода Лобанов писал в Москву:

– А у турских де людей, та мысль давно была, на Тереке город свой поставить.

Из Москвы предписали промышлять над «турскими людьми, чтобы им дороги не дата», и в этом деле возлагались надежды на терских казаков, с которыми в Москве была достигнута договоренность, ибо только они, занимая по негласному договору Терку, в союзе с горцами продолжали борьбу против крымско-турецких захватчиков.