Николай II. Святой или кровавый? - Геннадий Потапов Страница 24

И это только Прибалтика. Страна же у нас была большая: и прибалтийские губернии, и великорусские, и украинские, и белорусские, и кавказские и т. д.

А сколько смертей вообще не нашло отражения в документах? Вот еще ряд представительных примеров.

Зимой 1905 года генерал-лейтенант Меллер-Закомельский во главе 200 гвардейцев занимался «усмирением» в Сибири. «12 января 1906 карательный отряд Меллера-Закомельского стрелял по митингу на станции Иланской, что недалеко от Красноярска. Это послужило основанием для запроса Государственной Думы правительству. Считается, что при этом погибло около 20 человек. Депутат от Енисейской губернии Н. Ф. Николаевский уточнял: „На другой день после этого за семафором, в 100 саженях от того места, где была бойня, нашли еще 7 трупов, и вот относительно этих трупов было недоумение, каким образом они оказались здесь. Это выяснилось через томских солдат, которых часть была взята Меллером-Закомельским в поезд, чтобы в Чите производить операции такого же рода. Когда Меллер-Закомельский вернулся, то эти солдаты тоже были возвращены в Канск и помещены для охраны канской тюрьмы. Вот они и сообщили, что эти семь человек были взяты в поезд Меллером-Закомельским. Для того чтобы узнать, насколько томские солдаты надежны в своих действиях, Закомельский велел вывести этих людей за семафор и приказал томским солдатам расстрелять их. Солдаты говорили, что положение их было ужасно: если они откажутся стрелять, то семеновцы (так в источнике. – Авт.) расстреляют и их, и тех семерых человек. Если же они их только подстрелят, то семеновцы добьют окончательно. В результате эти семь человек были расстреляны ими наповал“»¹⁰¹.

Вы понимаете, что произошло? Схватили на станции первых попавшихся людей просто для того, чтобы проверить местных солдат. Случай получил огласку, стал предметом думского запроса. Как поплатился генерал? А никак! В 1906 году стал генерал-губернатором Прибалтики, потом был членом Государственного совета. Благополучно дожил до революции, эмигрировал. Сожалел, наверное, что мало стреляли – не удалось предотвратить революцию.

Совершенно исключительный персонаж – Николай Карлович Риман, сорокалетний полковник, командир батальона лейб-гвардии Семеновского полка. В декабре 1905 года командир полка полковник Мин остался «усмирять» Москву, а Римана послал с той же миссией по линии Московско-Казанской железной дороги. Официально считается, что его команда казнила 55 человек – но это официально.

Знаменитый журналист Владимир Гиляровский нашел очевидца поездки, обер-кондуктора Голубева, и, уж незнамо как, уговорил его поделиться воспоминаниями.

«16 декабря я вышел на дежурство с бригадой. На вокзале – войска. Времени 9 час. утра. Я осмотрел поезд, а в товарные вагоны вкатили два орудия, для чего пропилили стенки вагонов и выбили окна. В передние классные вагоны поставили два пулемета…

Вот и Сортировочная. Следы погрома. Вагоны разгромлены. Товары, мука, хлеб разбросаны по путям… Около погромленных вагонов были люди: кто с лошадью, кто с санками – они забирали грузы; некоторые, завидя нас, кричали: „Да здравствует свобода!“.

Солдаты стреляли в них из окон, а некоторые с площадок. Стреляли без разбору. Люди падали, бились на снегу, ползли, оставляя кровавые следы. Вот народ бросил все и побежал в поле, а кто остался у лошадей и саней, тех всех перебили. Женщина укрылась за сарай ассенизации со своими санками. Муж ее убежал, а ее застрелили…

…Был полдень. Направо у станции Перово забор мастерских и роща. Шли люди вдоль полотна и около забора, приличные, человек шестьдесят.

– Ни с места! Руки вверх! – наведя револьвер, закричал им с площадки вагона Риман. Люди продолжали путь. Риман остановил поезд. Солдаты начали в них палить. Когда сосчитали убитых, то оказалось их шестьдесят три человека. Некоторые, услышав выстрелы, поднимали руки, но их били. Все солдаты вышли из поезда, а его, пустой, приказали двинуть на станцию. Солдаты пошли в наступление с двух сторон. Влево загремели выстрелы. Я остался в поезде с бригадой. Видно было, как падали люди.

Когда поезд остановился около платформы, мы услыхали крик: штыком прикололи помощника начальника станции в то время, когда он говорил по телефону…

…Прибыли в Люберцы…

…Подъезжает к станции извозчик. На санях сидит бритый человек в шубе. Его остановили и обыскали. Ничего не нашли и отпустили. Он пошел на село, в чайную. Там он сидел с компанией – солдаты вновь его обыскали и нашли у него два револьвера. Забрали его и шестерых пивших с ним чай. Их отвели в контору начальника станции.

Около двери совещались офицеры, потом привели священника к арестованным. Он там пробыл несколько времени и ушел. Вслед за ним арестованных под конвоем повели в поле. Мы смотрели с платформы вагона. Они шли бодро, быстро. Впереди спокойно шагал бритый в шубе, руки в карманы. Это был Ухтомский. Сначала его не узнали – он прежде носил бороду и усы. Всех поставили у кладбища, на горке, лицом в поле, а спиной к шеренге солдат, но бритый взял да повернулся и стал лицом к солдатам. Грянул залп. Все упали, а бритый стоял, руки в карманах. Второй залп – он закачался. В это время его дострелили из револьвера, и он упал.

Поехали дальше. Захватили арестованного слесаря и дорогой его пристрелили и выбросили из вагона на путь…

В Голутвино прибыли около трех часов дня… По платформе шел машинист Харламов. У него нашли револьвер без барабана – вывели на станцию и расстреляли.

В это время фельдфебель какого-то полка, возвращавшегося с войны, подошел к Риману и сказал:

– Удивляюсь, ваше высокоблагородие, как можно без суда расстреливать?

– А, ты лезешь учить! – и пристрелил его. (Эта скотина, Риман, ни в одной войне не участвовал, служил в Петербурге! – Авт.)

Народу была полна станция. Всех задерживали, обыскивали. Расстреляли у штабелей с камнем 23 человека… Взяли начальника станции Надежина и его помощника Шелухина – старые, уважаемые всеми люди. Повели гуськом: Шелухина – впереди, сзади – Надежина, который шел рядом с Риманом и просил его:

– Пожалейте, хоть ради детей.

Риман приказал солдату велеть ему замолчать, и солдат ударил кулаком старика по шее. Их расстреляли в числе двадцати трех у штабелей…

На обратном пути в Ашиткове тоже были расстрелы; между прочим, расстреляли начальника станции и телеграфиста. Останавливались на некоторых станциях, но нигде никого больше не убили. Да и станции были пусты и окрестности тоже: будто все вымерло.

Подъезжая к Москве, Риман призвал нас и приказал молчать о том, что видели. Прибыли в Москву в 10 ч. утра 19 декабря. Вернувшись домой, я долго не мог прийти в себя – все плакал. А кондуктор Маркелин, ездивший с нами, сошел с ума»¹⁰².

Какие тут 55 человек! Это только по отчетам! То, что могли официально предъявить.

Кстати, Риман засветился еще в Петербурге в Кровавое воскресенье. Свидетельство о его «подвигах» оставил служивший тогда в Генеральном штабе будущий писатель Евгений Никольский.