Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков Страница 24

Андрей Арсеньевич Вильбоа, не отстававший от своего командира, только отрицательно замотал головой:

– Знал бы, Федор Иванович, ответил бы! Чертовщина – одно слово! Конфуз, насмешка, глупость!

– Все – так! – кивнул Соймонов и вновь обернулся к атакующим английские позиции солдатам своей дивизии. – Бейтесь, родные, насмерть бейтесь! – скоро шептал он. – Я с вами! С вами!

Тысячи полторы русских уже карабкались вверх – на самый правый фланг английских позиций. Но размокшая за ночь глина не давала взбираться уверенно и быстро – солдаты ползли, хватались за кусты, подтягивались. Уже в первые пятнадцать минут атаки более полутысячи тел нападавших укрывали гористые подступы к английскими редутам, и еще столько же, с разорванными телами, крича и стоная, звали на помощь. Колыванский полк, оказавшийся впереди Томского, наполовину полег на подступах к Сапун-горе, у Томского выбили только четверть личного состава. Он-то и добрался до подъема в силе! Сзади подходил и поредевший Селенгинский полк.

Русская артиллерия наконец-таки пристрелялась с изрытого английскими ядрами поля между Килен-балкой и Сапун-горой: пушки выбивали самих англичан, калечили коней артиллерии, сносили походные шатры. Гренадеры Пеннифазера сражались стойко, но их ряды тоже заметно таяли. Так долго продолжаться не могло – нужна была подмога!

– Огонь, английские черти, огонь! – в белой рубашке, забрызганной кровью убитого адъютанта, разорванного русским ядром, на каменистом карнизе рычал генерал Пеннифазер. Он сжимал в руках свою подзорную трубу, то и дело прикладывая ее к правому глазу. – Огонь!..

Увидев подлетевшего к нему ординарца, мигом спрыгнувшего с коня, Пеннифазер вцепился ему в мундир:

– Отвечайте, Уокер, где Кадрингтон и Буллер?! Где они?!

– На подходе, сэр! – заорал ординарец, стараясь перекричать артиллерийскую канонаду. – Скоро будут! Сэр, это еще не все!..

– Что еще?

– Сюда идут свежие русские полки!

Генерал побледнел.

– Откуда?!

– От развалин Инкермана!

– Так и знал! – сжав кулаки, прошептал генерал Пеннифазер. – Так и знал… Кто принес весть?

– Гонец генералов Бентинка и Кемпбела. Они тоже идут к нам на помощь! Но русские уже близко!

– Сколько их?

– Тысяч пятнадцать, не менее, так мне передали!

Пеннифазер оттолкнул от себя ординарца:

– Мчитесь навстречу Кадрингтону и Буллеру, скажите, что я продержусь не более получаса! Скажите, треть моих людей убита, еще одна треть – ранена. У меня заканчиваются силы. Мчитесь, Джон, мчитесь быстрее ветра!

И когда адъютант ветром полетел по карнизу, Пеннифазер вздохнул – и тяжело, и с облегчением одновременно. В этот час его спасала исключительно позиция, которую они занимали! Сзади – скала, в спину им не ударят! Но силы его не бесконечны! Только бы продержаться до подхода своих частей, выстоять!..

Русские солдаты ползли в гору. Ноги разъезжались по глине, руки срывались с камней. Матюгались, взывали к Господу. Все подмога!

– Не боись, кузнечик! – с хрипотцой вырвалось у Ивана Журавлева. – Давай руку! – Он подтянул молодого солдатика, державшегося за камень. – Кто сробел, тот и в лужу сел! Верно, Гаврила Никитич?

– Верно, сукин ты сын! – откликнулся коломенский человек-гора, которому и винтовка со штыком мала казалась. Все они, с ног до головы перепачканные глиной, осторожно ползли вверх. – Доберусь я до них, англичан проклятущих! Ох, доберусь! Что буду с ними делать – страшно подумать! На ломти резать стану! Строгать буду, мать их!

Над их головами гремела канонада. А еще били со стороны бухты пароходы «Владимир» и «Херсонес» – они палили по каменистому карнизу, туда, откуда подступали свежие дивизии генерала Броуна и герцога Кембриджского. По две бригады в каждой – восемь тысяч бойцов! И еще рвался в бой генерал Кэткарт с двумя бригадами. Еще четыре тысячи!

И все это в первые полчаса сражения, когда отряд генерала Соймонова оставался уже поредевшим и частью обескровленным. Но не потерявшим боевой дух! Напротив, умытый кровью, он рассвирепел и ожесточился на противника…

В эти самые минуты за горой, на дороге, ведущей от Инкерманского монастыря, показалось огромное воинство. Сверху их было видно! Оно ползло сюда – к месту битвы. Наверняка спешило! Это войско мог вести только один человек – запоздавший к началу боя генерал Павлов. Сотни людей потянули головы влево, когда один за другим солдаты стали кричать: «Наши идут! Подмога, братцы! На-аши-и иду-ут!».

Федор Соймонов и офицеры его штаба одними из первых увидели на дороге русские полки.

– Что ж так долго, Прокофий Яковлевич! – с досадой хрипло вырвалось у Соймонова. – Где ж тебя носило, генерал?! Скорее же, скорее!

В это самое мгновение Федора Ивановича обожгло и повело в сторону. Он едва удержался в седле. Его обожгло в боку – и саднящее жжение это только распалялось. Соймонов сразу даже и не сообразил, что случилось. И только когда оторвал руку от тела, увидал на ладони и пальцах кровь. «Ранен?! – молнией пронеслось у него в голове. – Да серьезно ли?..» Его и прежде брал на прочность басурманский свинец – ничего, выжил! Но в глазах уже темнело, он вцепился что есть силы в уздечку и, тяжело выдохнув, теряя силы, повалился на конскую холку. Его уже покидало сознание, когда он, через пальбу и гром взрывов, услышал отчаянный голос ординарца: «Генерал ранен! Федор Иванович!..» Его звали и другие голоса, а потом ушли и они…

Мало кто, кроме штаба, обратил внимание на генерала – все жадно выглядывали отряд Павлова на дороге. Соймонова, без сознания, положили на носилки. Командование немедленно принял генерал-майор Вильбоа.

«Русские идут! – немедленно понеслось по карнизу в рядах англичан, усыпанному трупами их соотечественников и лошадей артиллерии, с которыми так безжалостно разбирались пушки Соймонова и двух кораблей «Владимир» и «Херсонес», безостановочно паливших из бухты. – Русские идут!». Англичане сами уже едва держались! И столь же отчаянно ждали подмоги своих бригад!

Не более десяти минут оставалось первым батальонам генерала Павлова до кровавой схватки на Сапун-горе, но этого хватило солдатам отряда Соймонова, чтобы собраться духом и сделать последний рывок вверх – по склону горы. Англичане понимали, что в нынешнем составе уже не смогут удержать позиции – такого мужества в сердцах противника они еще не видели – и боялись увидеть! Они еще группировались отдельными отрядами, наспех разряжая винтовки, но уверенность русских в себе сделала свое дело. Англичане дрогнули – на одном фланге, на другом. Они пятились и теперь думали только об отступлении. Лишь самые храбрые не уходила от края карниза. Противнику оставались уже считанные шаги до врага! Англичане били в упор по перепачканным в грязи, сотнями взбиравшимся сейчас по каменистому глинистому склону русским: свинец пробивал грудные клетки, разрывал плоть, вышибал мозги, сея лютую смерть, но это лишь разжигало ярость в сердцах живых! Целясь штыками в оробевшие красные мундиры, два истерзанных батальона Колыванского полка и два Томского сумели-таки добраться до вершины и потребовать расплаты. Русские одним порывом выбили с полсотни перезаряжавших свои знаменитые ружья англичан и прислугу артиллерии – и бросились в штыковую на остальных, прижимая растерявшихся англичан к скалам.