Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси - Василий Седугин Страница 24

Завершив все приготовления, улёгся в кровать и стал глядеть в потолок. Волнуется ли он перед столь важным событием? Пожалуй, нет. Слишком быстро всё произошло. Он думал, что выступление произойдёт через полмесяца или месяц, а тут на тебе — завтра! Он даже как следует вникнуть в дело не успел, всё кажется, что и завтра будет обычным днём...

За день он находился, у него было столько впечатлений, так всё ладно складывалось с Евстахией, что он только улыбнулся и сразу уснул.

Сон был таким глубоким, что он не сразу сообразил, кто его толкает в плечо и зовёт:

— Всеволод, проснись! Да проснись же ты, в конце концов!

Сквозь сон с трудом сообразил, что перед ним Евстахия.

— Что случилось?

— Спасаться надо! Тебя хотят арестовать!

— Откуда знаешь?

— В покои императора только что приходила Мария Кантакузен. Из-за загородки я случайно слышала, как она сообщала отцу, что на завтра назначено выступление заговорщиков. Упоминала твоё и Алексея имена.

— Откуда она может знать? Мы с ней не разговаривали.

— Я тоже не представляю. Но я сама слышала!

И тут его осенило:

— Она умеет читать по губам! Она поняла то, что Алексей мне говорил! А он передавал решение совещания заговорщиков о выступлении в полдень завтрашнего дня! Она называла ещё имена, кроме наших?

— Кажется, нет... Наверняка нет!

— Значит, другим ничего не грозит. Выступление состоится!

— Не скажи. Если возьмут, то вытрясут имена всех заговорщиков. В застенках Большого дворца это умеют делать, я столько раз это слышала!

— Тогда надо предупредить и Алексея, чтобы он тоже скрылся!

— Я это уже сделала. Он сказал, что отец его спрячет, никакой сыщик не найдёт. Ещё он обещал известить остальных.

— А куда деваться мне?

— Я уже решила. Сегодня ночью отходит торговый корабль на Русь. Ты отплывёшь вместе с ним.

— А ты? Ты не можешь остаться. Мы должны бежать вместе!

— Нет, я никуда из Константинополя не уеду. Я буду ждать тебя здесь. Пройдёт с полгода, год, всё успокоится, я дам тебе знать, и ты вернёшься.

Пока они разговаривали, он успел одеться.

— Мне надо с мамой попрощаться.

— Только недолго. Стражники могут нагрянуть с минуты на минуту.

Всеволод вбежал в покои матери. Она стояла перед зеркалом, обвязывала волосы лентой, собираясь ко сну. Улыбнувшись, спросила:

— Ты разве не спишь? А я заглядывала к тебе в спальню, мне показалось, что ты уже сны видишь.

— Мама, я должен срочно уехать из Константинополя...

— Надолго?

— Пока не знаю. Но так сложилось... Евстахия потом объяснит.

— Понимаю, понимаю, вы люди военные, у вас своя жизнь. Ах, Даниил, как ты быстро вырос! Совсем недавно был ещё мальчиком, а теперь уже секреты от матери. Но ладно, удел женщины и матери — это ждать и надеяться на лучшее. Пусть дорога тебе будет удачной! Дай я тебя обниму и поцелую на прощание!

С улыбкой она прижала его к своей тёплой груди, и Всеволод чуть не заплакал. Отца он еле помнил, вырос с матерью, она была для него самым близким и родным человеком, и вот теперь он её покидает, может навсегда.

— Не беспокойся, мама, всё будет хорошо, — с трудом проговорил он. — Я вернусь к тебе живым и здоровым.

— Конечно, глупенький! К чему такие грустные слова? Вся наша жизнь состоит из свиданий и расставаний. Пройдёт немного времени, и мы снова будем вместе. Ну иди, иди, а то принцесса заждалась тебя, надо ещё с ней попрощаться!

Будут слёзы, стенания, но это потом. Сейчас Всеволод не хочет их слушать, ему не до этого, пусть это будет без него.

Возле дворца их ждали кони. Всеволод и Евстахия поскакали к пристани. Город был погружен во тьму, но умные животные легко находили дорогу, и скоро они оказались возле корабля.

Соскочив с коня, Евстахия прошла на судно, скоро появилась с мужчиной, одетым в кожаный плащ и вязаную шапочку.

— Даниил, это кормчий судна, зовут его Фокой. Он везёт византийские товары на Русь, доставит тебя в Киев. Не беспокойся, человек надёжный, ему можно верить.

— Принцесса, нам пора отчаливать, — проговорил Фока. — Я не могу больше ждать.

— Да, да... Даниил, давай прощаться...

Она вдруг задохнулась в словах и прижалась к нему. Он осторожно обнял её и стал гладить по спине.

— Ты шли мне весточки с купцами или ещё с какой-нибудь оказией, — говорила она сквозь слёзы. К стыду своему, он чувствовал себя спокойным. Может, всё нахлынуло так неожиданно, или он не осознал ещё важность происходящего, но ему казалось, что он отправляется в какое-то короткое плавание и скоро вернётся назад, и они встретятся с Евстахией где-нибудь на улицах Константинополя.

— Я никого не любила, кроме тебя, — продолжала она горько шептать, и он почувствовал на груди своей слёзы. — В последнее время я жила только тобой. Я никого не видела, кроме тебя... Неужели мы расстаёмся навсегда?

— Что ты, я обязательно вернусь. Только ты сообщи мне, когда это будет возможно. На Руси меня никто и ничто не ждёт. С чего мне там задерживаться, в этой суровой и холодной стране?

— Отдать швартовы! — послышалась команда Фоки.

— Ну иди, иди, а то судно отчалит без тебя, — шептала ему Евстахия, а сама только теснее прижималась к нему.

Он поцеловал её напоследок, оторвал её руки от себя и легко перескочил через борт судна. В ночной темноте черты её лица расплылись, белели руки, прижатые к груди. И такое жалкое было во всей её согбенной фигурке, что у него неожиданно подступил комок к горлу, а на глаза навернулись слёзы. «А ведь мы с ней больше не встретимся!» — почти с ужасом подумал он, и вдруг ему захотелось спрыгнуть с судна, подбежать к ней, схватить её в свои объятия и остаться навсегда возле неё...

Но уже большое расстояние образовалось между причалом и кораблём, пристань стала удаляться с пугающей быстротой, и тогда он понял, что ничего не вернуть, что прошлое ушло, что позади остался большой кусок его жизни и к нему нет обратного пути. И оттого ему стало горько и больно. Ему захотелось вдруг крикнуть ей что-то ласковое и доброе, чтобы успокоить её, но он знал, что она уже не услышит его, поэтому шептал про себя, как заклинание: «Евстахия, жди меня. Верь и жди. Я обязательно вернусь к тебе, Евстахия!»