Дети лагерей смерти. Рожденные выжить - Венди Хоулден Страница 24

«Никогда не думала, что подпишу разрешение на убийство собственного чада. Это неслыханно… Как вообще можно такое подписать? А мы это сделали. Нам приказали: “Sie unterschreiben!” (“Подписывай!”), и мы повиновались. Ведь рядом стоял офицер СС и угрожал револьвером. Любой сломается!»

В ноябре 1943 года, когда Анка была на шестом месяце беременности, руководство проводило перепись населения гетто, чтобы убедиться, что поставки продовольствия соответствуют количеству жителей. Гетто опустошили. Бернд находился в медпункте с лихорадкой, поэтому его и остальных больных оставили. Анку эвакуировали из гетто без него, но с родителями и 36 000 других евреев.

Перепуганных людей повели на луг в Богушевской котловине в сопровождении вооруженной охраны. С 7 до 11 утра их считали и пересчитывали. Угрожая расстрелять, солдаты запрещали людям сидеть или куда-либо отходить, поэтому заключенные справляли нужду стоя на своем месте. Самые слабые не перенесли этого холода и дождя со снегом, падали и никогда больше не поднимались. Когда их отправили бегом обратно к баракам, Анка с радостью обнаружила, что оставшиеся в медпункте живы.

Затем, в декабре, пришла повестка ее пожилым родителям, Станиславу и Иде. Ее некогда гордый отец, уважаемый предприниматель в Тржебеховице, построивший успешный завод и обеспечивающий всю семью средствами, был вынужден опуститься до жизни попрошайки и страдал от многочисленных заболеваний. Однажды офицер СС ударил его по лицу и сломал единственные очки, без которых Станислав ничего не видел. «Это причиняло мне больше всего боли. Он стал просто маленьким старым евреем, который хватался за мою мать. Неприятно было наблюдать за этим, он ни на шаг от нее не отходил», – вспоминает Анка.

Несмотря на угнетающий голод и ухудшающееся с каждым днем здоровье, родители ни разу не донимали Анку жалобами и сохраняли присутствие духа до самого конца. «Отъезд родителей меня сильно расстроил. Я попрощалась с ними без задней мысли о том, что это наша последняя встреча. Лишь короткое “До свидания, скоро увидимся”. Они знали, что я беременна, и отнеслись к этому спокойно. Многое нужно было обдумать, но мы верили, что как-нибудь все наладится».

Увезли маму Бернда и прочих родственников. Молодой человек верил, что его слепого отца спасет награда – Железный крест.

Ни родителей, ни сестер Анки не было рядом, когда на свет появился ее сын. Роды начались на несколько недель раньше срока, в феврале 1944 года, несколько недель спустя после бомбардировки Берлина союзными войсками. К тому времени в гетто открылся госпиталь, в котором нашлись стерильные инструменты и работали сотни квалифицированных врачей из числа заключенных. Анка могла выбирать себе гинекологов и педиатров, но муки родов были неизбежны. «Было больно. Настолько больно, что я бы, наверное, не согласилась снова рожать ни за какие деньги. Но сынок был настоящим золотом!»

После родов Анка осталась в Доме ребенка, с остальными матерями и детьми. Она баюкала сына, ожидая, что в любой момент его могут забрать. «Он был полноценным ребенком с отличным аппетитом».

Сына назвали Джири (Джордж), чему очень обрадовался свекор, потому что так звали его брата. Но немцы запретили называть этих детей нееврейскими именами, поэтому они выбрали имя Дан – «не Даниэль, а именно Дан». Никто не приходил за ребенком, и счастливые родители так и не узнали, почему о них забыли. Они были просто за это благодарны.

Уже после войны были найдены дневники заключенного Гонды Редлиха, в которых содержался вероятный ответ на этот вопрос. Жена Редлиха, Герта, была знакома с Анкой и тоже беременна. Их с мужем так же принудили подписать документ об «инфантициде» в 1943 году. Редлих сделал пометку в дневнике: «Сегодня я собственноручно подписал документ об убийстве своего ребенка».

В марте 1944-го, когда родился его сын (также названный Даном), Редлих написал о своем малыше: «Еврею нельзя появляться на свет. Женщине нельзя рожать. Мы скрывали беременность твоей матери. Даже сами евреи просили нас убить тебя, плод нашего чрева, потому что враг обещал наказать всех за каждого ребенка, рожденного в гетто». Его сына спасло «чудо» – жена одного из немецких офицеров преждевременно родила мертвый плод. «Почему они отменили приказ о запрете рождения, когда ты и другие малыши появились на свет? Они посочувствовали несчастной женщине и не стали отнимать у матерей их детей».

Анка не знала об этом и изо всех сил держалась за своего сына. У нее нашлись какие-то материалы для пеленок и достаточно молока для кормления. Она делилась своей радостью с другими матерями, хотя вскоре трое из новорожденных умерли, а одна из матерей скончалась от туберкулеза.

Однако месяц спустя, уже единожды избежав смертного приговора, Дан Натан начал слабеть. Анка говорила: «Он не выглядел, как остальные дети». За несколько недель у малыша развилась пневмония. Он умер в четверг, 10 апреля 1944 года. «Мой сын не был убит. Он просто оказался недостаточно силен, чтобы жить. Он умер у меня на руках. Я не верила, что он погибнет, поэтому была совершенно разбита, когда это произошло».

Гонда Редлих писал: «Умер ребенок, которому немцы позволили жить. Можно только догадываться о горе матери, которая чудесным образом вернула сына, чтоб потом так его потерять».

Бернд присутствовал на короткой церемонии кремации своего сына, после чего пепел ссыпали в маленькую картонную коробку. Ее поместили в колумбарий с тысячами других погибших, где прах хранился вплоть до ноября 1944-го, после чего все было выброшено в реку Огре.

Анка не захотела присутствовать на кремации и редко говорила о своем сыне. Позже она объяснила это тем, что «чувствовала себя чудовищно, но с тех пор произошло еще множество не менее ужасных вещей, и это затерялось… Со временем все забывается». Позже она спросила у своей кузины, почему совсем не скучает по Дану, и ответ оказался как нельзя кстати: «Мы не можем себе позволить оплакивать его, иначе все сойдем с ума. Сначала ты еще размышляла о том, что случилось и почему, но от этих мыслей пришлось отказаться».

Одна из любимых максим Анки о жизни прозвучала из уст Скарлетт О'Хара в «Унесенных ветром» – «Я подумаю об этом завтра». Анка повторяла эти слова, как мантру, снова и снова, на протяжении всего времени, проведенного в лагерях. Она отмечала, что «теория Скарлетт О'Хара» звучит «глуповато и неразумно», но точно знала, что это благоприятно отражается на ней. «Если отпустить происшествия, поспать и встать со свежей головой, то на другой день может стать лучше. Это работало… Такова психология человека, всегда мы верим, что так или иначе выживем. Самыми первыми умирали те, кто падал духом».

За предыдущие годы столь многое было сделано ради уничтожения их привычного уклада жизни и любой стабильности. Не было возможности ни убежать, ни как-то контролировать свою жизнь. «Мой протест был в том, чтобы выжить», – говорит Анка.

После смерти сына Анка страдала от тяжелого приступа желтухи и чуть не умерла. Ее поместили в карантин, где Бернд не мог ее навещать. Однажды он где-то нашел цветок и принес, чтобы показать Анке через окно. Девушка оценила романтический жест, но позже рассказывала, что была настолько голодна, что лучше бы он принес хлеба. В конце концов, она поправилась и воссоединилась с любимым мужем.