Разведчики-нелегалы СССР и России - Николай Шварев Страница 24

Орлов был убеждён в том, что такая резкая критика была причиной того, что его кандидатура была намечена для ликвидации, потому что он уже скрестил шпаги с Ежовым. Этот случай, рассказывал далее Орлов Феоктистову, касался непосредственно Сталина, с которым он познакомился ещё в период 1921–1924 годов, когда тот был партийным секретарём, а Орлов — следователем в Верховном трибунале Всероссийского центрального исполнительного комитета. Очевидно, на Сталина произвёл впечатление его профессионализм при ведении нескольких важных дел, поскольку, когда он стал верховным правителем Советского Союза, он нередко приглашал Орлова в свой кремлёвский кабинет, чтобы посоветоваться с ним относительно деталей оперативной разведработы.

Близкие отношения, завязавшиеся на профессиональной почве у него с «Большим Хозяином», рассказывал он, явно вызывали раздражение у Ежова после его назначения Сталиным начальником НКВД. По словам Орлова, Сталин часто проявлял личный интерес к операциям НКВД и однажды спросил у Орлова совета относительно ежовского плана тайного вывоза в Москву видного европейского члена Коминтерна и его семьи. Заслушав варианты проведения предполагаемой операции, предложенные Орловым и Ежовым, Сталин решил, что план Орлова более безопасен. Не успели они выйти из кабинета «Большого Хозяина», как начальник НКВД, со злостью обернувшись к Орлову, сказал ему, что это ему «не будет поставлено в заслугу», поскольку операция всё равно будет проводиться по его собственному плану, иначе Орлову придётся «поплатиться за это».

Орлов сказал, что у него не оставалось выбора, кроме как подчиниться начальнику НКВД. Операция провалилась, и лидер Коминтерна был схвачен при попытке нелегального перехода границы и впоследствии умер в тюрьме. Сталин, естественно, пришёл в ярость и, подстрекаемый Ежовым, во всём обвинил Орлова, который, как он рассказал Феоктистову, решил написать ему, чтобы снять с себя ответственность за неудачу. Как он после узнал, его письмо так и не попало в руки «Большого Хозяина». Ежов перехватил его и тут же решил приказать ликвидировать Орлова при первом же удобном случае.

Когда в июле 1938 года была получена та роковая шифртелеграмма, в тексте которой ему предписывалось прибыть на борт парохода «Свирь», Орлов в отчаянии взвешивал все «за» и «против» своего бегства в Соединенные Штаты. Он был готов возвратиться и предстать перед Ежовым, подчинившись, подобно Т. Малли, [3]своей судьбе, но страх за жизнь больной дочери заставил его принять решение не возвращаться.

Далее Орлов поведал, что его диппаспорт облегчил переезд из Канады в США. «Благодаря своему богатому, обладающему хорошими связями в политических кругах родственнику ему удалось заручиться помощью одного влиятельного друга и получить право на постоянное проживание в Соединенных Штатах. Он же организовал доставку письма Орлова в советское посольство в Париже на имя Ежова. Феоктистов сообщил также, что Орлов никогда не просил политического убежища в США, и что Орловы не собирались стать американскими гражданами. Им разрешили проживание на законных основаниях в Америке, когда конгресс принял особый законопроект о гражданстве.

«Мы так увлеклись нашим разговором, — вспоминал Феоктистов, — что не заметили, как пролетело более трёх часов». Давно прошло время для телефонного звонка, о котором разведчик договаривался с женой. Он посмотрел в окно и увидел свою машину. Неподалеку от машины на траве лежала жена, а рядом была дочь. Жена Феоктистова была на восьмом месяце беременности и, естественно, не мота долго находиться в машине в такую жару.

Когда Феоктистов сказал Орлову о состоянии жены, тот немедленно позвал Марию. Они настаивали на том, чтобы жена и дочь поднялись к ним в квартиру, чтобы отдохнуть и подкрепиться. Феоктистов объяснил, что это противоречит разумной оперативной практике, и Орлов согласился с ним без возражений, чего нельзя было сказать о его жене. Феоктистов вспоминал, что ему было нелегко уговорить Марию не спускаться к его машине и что в это самое время раздался звонок в дверь. Это доставили торт, заказанный Орловыми. Мария принесла его в кухню и заявила, что Феоктистов должен немедленно отнести торт своей жене и дочери, а также захватить пакетик молока и немного яблок. Феоктистов провёл в обществе Орловых ещё два часа. В ходе этой части беседы они рассказали Феоктистову о каждом этапе своей жизни в Соединенных Штатах и точно перечислили, что они раскрыли и что не раскрыли ФБР и ЦРУ Все эти подробности Феоктистов передал в Центр в отчёте на семнадцати страницах. Этот отчёт составляет последний раздел дела Орлова.

По словам Феоктистова, Орлов, с любовью вспоминавший Наума Эйтингона, своего заместителя в Испании, спросил также о Льве Миронове, бывшем коллеге по Экономическому отделу, который, как он утверждал в своей книге, пал жертвой сталинской чистки. Поэтому он был удивлён, узнав, что Миронов не только выжил, но и до 1964 года возглавлял Административный отдел ЦК КПСС.

«Не может быть, чтобы его не расстреляли, — прервал Феоктистова Орлов. — Не верю, что его не ликвидировали. Я был уверен, что его расстреляли. Он, вроде меня, слишком любил говорить правду. А Ежов любил льстить Сталину и сообщал ему только то, что «Хозяин» хотел услышать от него».

Орлов честно признался, что с момента своего разрыва с Москвой и до первого посещения Феоктистовым они с женой жили в страхе, что когда-нибудь КГБ отыщет их для того лишь, чтобы ликвидировать. Именно по этой причине они никогда не покупали машину, поскольку её регистрация позволяла обнаружить хозяина, к тому же, как сказал Орлов, он боялся, что в нее несложно было без труда заложить бомбу.

Орлов обратился к Феоктистову с просьбой попытаться найти и прислать ему экземпляр фотографии, которая была напечатана на обложке журнала Института права Академии наук, посвященного пятой годовщине Верховного суда СССР. Орлов объяснил, что на групповой фотографии был и он и что ему хотелось бы иметь её на память о былых временах. Он несколько раз заверил Феоктистова, что ни ФБР, ни ЦРУ так и не удалось получить от него никакой существенной информации о советских нелегалах и их связниках, хотя ему было невозможно показаться им совершенно не желающим сотрудничать. Орлов сказал, что сообщил следователям только безобидную историческую информацию, чтобы показать, что он не намерен ничего скрывать. Ничего из того, что он неумышленно мог раскрыть, заверил Орлов, не могло бы нанести ущерб оперативной стороне советской внешней разведке. Он стремился ограничить свою информацию теми аспектами, которые имеют чисто историческую ценность, как это было в случае с его показанием перед сенатским подкомитетом по внутренней безопасности в 1955 и 1956 годах.

Орлов с гордостью заявил, что овладел искусством ловко соединять факты с вводящим в заблуждение вымыслом. Этот способ он усвоил ещё в самом начале своей карьеры, когда узнал, что дезинформация может быть весьма эффективным оружием — как наступательным, так и оборонительным. По словам Орлова, ему было сравнительно легко провести ФБР и сенат, поскольку его американских следователей, по-видимому, больше интересовало получение общей картины, чем подробный анализ. По этой причине, как он понял, следователи ФБР и ЦРУ были заранее настроены верить ему на слово из-за того, что он написал о Сталине.