Тайна брига "Меркурий" - Владимир Шигин Страница 24

Начиная этот непростой разговор, оговоримся сразу, что многие из происходивших в это время событий в жизни Черноморского флота во многом подвели страну к будущей катастрофе в Крымской войне. Какова была общая экономическая ситуация в России в 20–30-е годы XIX века? А она была далеко не проста. К 20-м годам XIX века Россия только-только начала приходить в себя от последствий Наполеоновских войн. При этом государственный долг продолжал расти, а мировые цены на главный предмет российского экспорта — хлеб (который вывозился, прежде всего, через черноморские и азовские порты) — падали. Еще вчера союзная Англия приняла драконовские «хлебные законы», закрывавшие русскому хлебу доступ на внутренний английский рынок. Это разорило сотни и сотни российских купцов. Падали и такие доходные прежде статьи русского сырьевого экспорта, как лен, пенька, лес и чугун. На смену нашему льну Англия стала ввозить, а потом и экспортировать индийский хлопок. Рост индустриализации в Европе уменьшил и экспорт нашего чугуна При этом вместо российского древесного угля Европа переходит на английский кокс Высокими остаются лишь закупки нашего леса, но одного этого мало для развития российской экономики. Историки считают, что понижение цен на сырье к середине 20-х годов XIX века сократило стоимость нашего экспорта по сравнению с донаполеоновским периодом почти в 12 раз. Это была настоящая экономическая катастрофа. При этом ни о каком объективном экономическом кризисе речи не шло. Это были последствия яростной финансовой войны, которую вела Европа против России, убирая с пути опасного конкурента. Несмотря на столь отчаянное экономическое положение, николаевская Россия была еще столь могуча, что смогла в это время блестяще выиграть подряд четыре тяжелые войны: Русско-персидскую 1826–1828 гг., Русско-турецкую 1827–1829 гг., польский мятеж 1830–1831 гг. и сепаратистское движение Кази-Мухаммеда на Кавказе. Не лишне вспомнить и попытку военного государственного переворота в декабре 1825 года гвардейцами-масонами. Несмотря на все это, именно в этот период стараниями российского императора была восстановлена система европейской и ближневосточной коллективной безопасности (Мюнхенгрецкий, Берлинский и Ункяр-Ескелесийский договора 1833 года). Так что императору Николаю I приходилось крутиться, как на раскаленной сковородке!

Но вернемся к вопросам экономическим. Зная нелегкое положение России, Европа начала переходить от экономических санкций к политическому шантажу.

Известно, что многие негативные оценки личности императора Николая и его царствования исходили от небезызвестного А.И. Герцена. Эмигрировав в Париж, Герцен начал активно заниматься антироссийской деятельностью. При этом он жил за счет труда своих крепостных. Когда же разгневанный император Николай объявил имущество эмигранта-революционера конфискованным, за того неожиданно вступились сильные мира сего. Неожиданно за незаконного сына русского помещика вступился сам Джеймс Ротшильд. Он написал российскому императору гневное письмо, требуя вернуть Герцену его крепостных, в противном случае грозя отказом в международном кредите. И Николаю пришлось смирить свою гордыню.

О том, как Ротшильд отстаивал его интересы, Герцен писал так: «Письмо (Ротшильда. — В.Ш.) было превосходно, резко, настойчиво, как следует — когда власть говорит с властью. Он писал Гассеру (английский посол в Петербурге. — В.Ш.), чтоб тот немедленно требовал аудиенции у Нессельроде (министр иностранных дел России. — В.Ш.) и у министра финансов, чтоб он им сказал, что Ротшильд знать не хочет, кому принадлежали билеты, что он их купил и требует уплаты или ясного законного изложения — почему уплата остановлена, что, в случае отказа, он подвергнет дело обсуждению юрисконсультов и советует очень подумать о последствиях отказа, особенно странного в то время, когда русское правительство хлопочет заключить через него новый заем. Ротшильд заключал тем, что, в случае дальнейших проволочек, он должен будет дать гласность этому делу — через журналы для предупреждения других капиталистов. Письмо это он рекомендовал Гассеру показать Нессельроде….Через месяц или полтора тугой на уплату петербургский 1-й гильдии купец Николай Романов, устрашенный конкурсом и опубликованием в “Ведомостях”, уплатил, по высочайшему повелению Ротшильда, незаконно задержанные деньги с процентами и процентами на проценты, оправдываясь неведением законов, которых он действительно не мог знать по своему общественному положению…. С тех пор мы были с Ротшильдом в наилучших отношениях; он любил во мне поле сражения, на котором он побил Николая, я был для него нечто вроде Маренго или Аустерлица, и он несколько раз рассказывал при мне подробности дела, слегка улыбаясь, но великодушно щадя побитого противника».

В другом месте «Былого и дум» Герцен пишет о своем разговоре с Ротшильдом с нескрываемой гордостью: «Царь иудейский сидел спокойно за своим столом, смотрел бумаги, писал что-то на них, верно, все миллионы или, по крайней мере, сотни тысяч.

— Ну, что, — сказал он, обращаясь ко мне, — довольны?

— Совершенно, — отвечал я».

Любопытно, что «царь иудейский» — это, как известно, слова из обвинения Христа иудеями перед Пилатом. Таким образом, Герцен сообщает читателю свою нравственную позицию, гласящую, что Христос и Ротшильд для него понятия равнозначные. Так оно и было на самом деле. Отныне до конца своих дней Герцен усердно отрабатывал свои деньги перед кланом Ротшильдов.

Думается, вполне уместным будет привести здесь и мнение А.И. Герцена вообще о современной ему цивилизации из работы «С того берега», во многом характеризующее истинные цели его «революционной» деятельности: «Наша цивилизация — цивилизация меньшинства, она только возможна при большинстве чернорабочих. Я не моралист и не сентиментальный человек, мне кажется, если меньшинству было действительно хорошо и привольно, если большинство молчало, то эта форма жизни в прошедшем оправдана. Я не жалею о двадцати поколениях немцев, потраченных на то, чтобы сделать возможным Гете, и радуюсь, что псковский оброк дал возможность воспитать Пушкина Природа безжалостна …она мать и мачеха вместе; она ничего не имеет против того, что две трети ее произведений идут на питание одной трети, лишь бы они развивались. Когда не могут все хорошо жить, пусть живут несколько, пусть живет один — за счет других, лишь бы кому-нибудь было хорошо и широко».

А мы, наивные, полагали, что декабристы разбудили демократа Герцена, когда на самом деле они разбудили одного из самых яростных ненавистников России, а в придачу человека, уже тогда мечтавшего о «золотом миллиарде», который будет царствовать над остальным человеческим быдлом!

Случайно ли отношения с простым помещиком Герценом оказались для Ротшильда важнее, чем отношения с российским императором? Герцен пишет, что все дело в прихоти знаменитого ростовщика. Так ли это на самом деле? Странное дело, но вскоре именно на Герцена возложена миссия главного борца с русским царизмом. Именно он становится главным агентом влияния Запада, начав своими журналами идеологическую обработку российской интеллигенции и студенчества, пытаясь именно в преддверии общеевропейского «крестового похода» против России (известного нам как Крымская война) сплотить и сорганизовать всех недовольных властью внутри России. Не напоминает ли это нам во многом день сегодняшний? Вся разница лишь в масштабах, тогда как принципы остались неизменными.