Гарольд Храбрый - Борис Финкельштейн Страница 24

— Мы рвались к тебе на помощь! — воскликнул Тостиг.

— Знаю, брат, — кивнул граф.

— Но эти недостойные нас задержали. Видно, сговорились с Вильгельмом!

— Всё может быть.

Со всех сторон посыпались вопросы.

— Потом, друзья мои, потом, — уклонялся от ответов граф. — Сейчас главное — Нортумбрия!

Тостиг начал с жаром описывать перипетии мятежа, братья негодовали, король призывал на помощь Господа, но Гарольд остался безучастным. Он внимательно слушал, делал вид, что крайне озабочен, но был далеко от всех этих страстей — душа его витала над маленькой усадьбой, над милым очагом, тепло которого берегли Эдита и дочь.

А Тостиг всё говорил и говорил, его пылкие речи зажигали собравшихся, будили воинственный пыл, взывали к мщению. Все ждали, что Гарольд тут же предложит ударить на северян, но — надежды не оправдались — граф был сдержан. Он предложил направить в Йорк парламентёров, чем крайне озадачил братьев, отдал распоряжение собирать дружины и, распрощавшись со всеми, покинул дворец.

* * *

Через несколько часов Гарольд с замиранием сердца подъехал к усадьбе. Бросив поводья Рагнару, он медленно направился к крыльцу. Ему навстречу выбежала Эдита. Гарольд напрягся, волна стыда захлестнула его. «Что я ей скажу?» — обречённо думал он.

Эдита подбежала к нему и трепетно прижалась к груди. Всё поплыло у Гарольда перед глазами, он глубоко вздохнул, собираясь с ходу начать неприятный разговор и облегчить свою израненную душу.

— Я всё знаю, милый, — опередила его возлюбленная. — Не надо ничего объяснять.

— Но ведь я... предал вас... — выдавил из себя Гарольд.

— Это не предательство, — покачала головой Эдита. — Тебя вынудили.

— Значит, ты простила? — Граф почувствовал невероятное облегчение.

— Мне не за что прощать тебя, — ответила женщина, с любовью глядя ему в глаза.

В этот момент на крыльце появилась Айя. Увидев отца, она стремглав кинулась к нему. Гарольд подхватил её на руки и прижал к груди.

— Как я соскучился по Тебе, моя малышка, — дрогнувшим голосом произнёс он.

— А я как соскучилась, батюшка, — воскликнула девочка, ластясь к отцу. — Жду, жду, а вы всё не едете и не едете!

— Вот я и приехал.

— Больше не уедете? Никогда?

— Никогда. — Граф улыбнулся и, обняв Эдиту, с дочерью на руках направился во внутренние покои.

Гарольд провёл в усадьбе неделю, отдыхая душой и телом. Весеннее солнце и нежность близких согревали, отгоняя воспоминания о тяжкой зиме. Но тревожные вести, пришедшие с севера, заставили его вернуться в Лондон.

* * *

Восстание не утихало, к непокорным присоединилась большая часть северян и кельтский Уэльс. Уэльское войско привёл юный Карадок, сын покойного Гриффита Отважного. Многочисленные хорошо вооружённые дружины бунтовщиков расположились у Йорка. Тут их и настигло известие о возвращении Гарольда, а вскоре к Йорку подошёл и он сам.

Армии саксов и англо-кельтов в очередной раз встали друг против друга. Казалось, никакие силы не смогут удержать островитян от страшной по своим масштабам гражданской войны, уж очень накалились страсти. Саксы ожидали, что Гарольд разделается с юными бунтовщиками точно так, как он разделался с их многоопытными отцами. И он готов был сделать это, ибо огонь не утихшей душевной боли жаждал вырваться наружу. Однако усилием воли он взял себя в руки, решив дать мятежникам последний шанс.

А те пребывали в полной растерянности, внезапное появление Гарольда в мгновение ока охладило их пыл. Отдавая себе отчёт в том, с каким полководцем им предстоит сразиться, они не питали иллюзий на сей счёт.

Кроме того, лидеры мятежников прекрасно понимали, в каком состоянии вернулся из Нормандии граф. Подтолкнуть его к войне значило подписать себе смертный приговор. Гарольд мог решить, что они сговорились с Вильгельмом, и был бы не очень далёк от истины, ибо такие мысли витали в воздухе. Следовательно, ждать пощады не приходилось.

Посовещавшись, мятежники сделали ставку на благородство и порядочность графа и, явившись к нему, рассказали о самоуправстве Тостига. Таким образом Гарольд попал в крайне щекотливое положение. Претензии северян были обоснованы, но выдвигались они против брата, всегда и во всём помогавшего ему. Казалось, мирного выхода из сложившейся ситуации не было.

В этот напряжённый момент в шатре Гарольда появился высокий седовласый старик. То был отец Альдред — архиепископ Йоркский.

— И ты с ними? — хмуро спросил граф.

— Нет, сын мой, — покачал головой старик. — Я не с ними.

— Ас кем?

— С тобой. И королём.

— Вот как, — с сомнением произнёс Гарольд, задумчиво рассматривая архиепископа. — И что же ты хочешь мне сказать?

— Пощади этих недостойных, — попросил старик. — Не проливай кровь!

— Ты предлагаешь мне пойти против брата?

— Послушай свою совесть, — развёл руками прелат. — Твой брат повинен. Он нарушил наши законы.

— Может быть, — пожал плечами граф. — Но это не даёт права бунтовать.

— Они защищались.

— Мы тоже защищаемся.

— Да, сын мой, — кивнул отец Альдред. — И тем не менее смири свой праведный гнев. Ты ведь знаешь теперь, что такое тиран, забывший Бога и законы совести.

— Ты хочешь меня унизить? — напрягся Гарольд.

— Нет, сын мой, — покачал головой старик. — Я хочу лишь помочь тебе.

— В чём?

— В богоугодном деле. Спаси народ от кровопролития!

— Но как мне это сделать, святой отец? Как?! — с болью воскликнул граф. — Я не могу предать брата!

Отец Альдред опустил голову и начал перебирать чётки, затем поднял взор и с надеждой в голосе предложил:

— Собери Уитенагемот. Пусть народ решит судьбу графства.

Гарольд пристально глядел на священника, его пальцы сжимали подлокотники походного кресла, губы были плотно сжаты.

— Так как же, сын мой? Что ты ответишь на моё предложение?

— Хорошо, я согласен... — превозмогая себя, ответил граф, понимая, что иного достойного выхода у него нет.

— А ты исполнишь волю народа? — просветлел архиепископ.

— Исполню!

— Да хранит тебя Господь, сын мой! Ты воистину высок! — Прелат осенил Гарольда крестным знамением.

* * *

Высший Совет государства счёл претензии восставших справедливыми и признал Моркера и Эдвина графами Нортумбрии и Мерсии. Параллельно уитаны освободили Тостига от звания графа, а Гарольда от вынужденного обета.