Императрица и мятежная княжна - Эдвард Радзинский Страница 24

– После мира с Россией Франция сразу отвернулась и от Турции, и от польских дел. Я получил запрос от Французского двора, где в весьма холодном тоне просили сообщить сведения о женщине, именующей себя моей невестой. А ведь еще вчера… О люди! Французский консул в Рагузе попросил ее очистить консульство, Радзивилл не отправил султану ни одного из ее писем. В газетах кто-то напечатал пошлые сплетни о ней и самые непристойные истории. И все закончилось дикой сценой…

Рагуза.

Барон Эмбс выходит из дома. Двое французских офицеров, прогуливавшихся на улице, громким смехом встречают появление барона.

– Давно не виделись, барон!

Барон молчит, будто не слышит обращенных к нему слов.

– А где же ваша хозяйка? Ничего, что я называю эту продувную бестию вашей хозяйкой? – продолжает офицер под смех товарища.

Барон по-прежнему молча пытается уйти, но француз преграждает ему дорогу:

– Нет, я охотно назвал бы ее вашей любовницей, но боюсь обидеть других господ, справедливо претендующих на титул ее любовника. Например, недавно я прочел в газетах, что этот отважный поляк, господин Доманский, каждую ночь карабкается по отвесной стене вот этого дома в ее спальню.

Барон, все так же не произнеся ни слова, дает ему пощечину.

– Ах, как я этого ждал! – смеясь, обращается офицер к барону. – Мне давно не терпится проверить: соответствует ли умение драться на шпагах чину капитана литовского войска, который вы так гордо носите?.. Или вы такой же капитан и барон, как ваша хозяйка – русская принцесса? Защищайтесь!

И француз выхватил шпагу, Эмбс – свою. Француз играючи прижал Эмбса к стене, когда у дома остановилась карета Радзивилла…

– Господа, остановитесь, что вы делаете, господа! – Принцесса выскочила из кареты.

– Итак, принцесса, ваш друг – не капитан, – смеясь, сказал француз, продолжая теснить барона к стене. – Он совершенно не владеет шпагой. И это я докажу на счет «три». «Раз, два, три!» – И француз заколол несчастного барона.

– Он так и умер, не проронив ни слова.

Принцесса, плача, опускается у тела барона.

Радзивилл вышел из кареты. С непроницаемым лицом, молча он наблюдает сцену.

– Вы… вы… вы… все это сделали! – кричит принцесса Радзивиллу. – Вы держите меня в этой проклятой Рагузе. Но берегитесь!

– Вы несколько забылись, Ваше высочество, – сухо говорит Радзивилл. – Вам следует оплакивать вашего верного слугу, а не кричать, как торговка.

Наступил вечер. В замке Нейсес Лимбург и Рибас заканчивали долгий разговор.

– После этого она слегла в постель. Сильно кашляла… врачи боялись, что дело дойдет до чахотки. Я написал ей письмо в Рагузу, но она не ответила. А потом отослала из Рагузы и моего гофмаршала. Единственное, что меня успокаивает: эти проклятые поляки отвязались от нее. Теперь она им не нужна. Но меня мучает другое: она осталась в Рагузе без денег. А она совершенно не может жить без денег. Без воздуха, без воды – может, а вот без денег…

– Ее нет в Рагузе, – усмехнулся Рибас.

– А где она? – испуганно закричал князь.

– Она села на корабль того самого алжирского капитана, который не смог доставить ее в Турцию. На этот раз он довез ее в Неаполь. Но сегодня ее уже нет и в Неаполе.

– Где она? Где? – умоляюще повторял Лимбург.

– В Риме. Там сейчас самое пекло – выборы нового папы. И, естественно, она там, ибо вновь полна жажды деятельности ваша неутомимая невеста. Кстати, вам не кажется странным, что она, у которой действительно не было денег, легко нанимает вдруг корабль? И несмотря на смертельную ссору с Радзивиллом, на этот корабль с ней садятся два поляка из его ближайшего окружения? Михаил Доманский… Да, да, я знаю, вы думаете, что он… Но с ней поехал и другой сподвижник Радзивилла и тоже важный деятель Конфедерации – некто Черномский. Значит?.. Может быть, ссора с Радзивиллом над трупом несчастного барона была лишь представлением? И поляки совсем не вышли из игры? Просто в силу новых обстоятельств князь Радзивилл решил показать, что вышел… На случай, если решит помириться с русской императрицей и вернуть себе земли? Так что прежний союз сохраняется. Только тайно. И ваша подруга продолжает свою опасную игру. Очень опасную… – Помедлив, он добавил: – Конечно, если у нее нет доказательств, что она действительно…

– А если есть?

Рибас молчал.

– Значит, тогда ее поддержат в России? – заволновался князь.

– Я ничего такого не сказал, – усмехнулся Рибас. – Просто могущественные люди, которые меня к вам прислали, интересуются вашим мнением на этот счет.

Лимбург только вздохнул.

– Каждый день все представало мне в ином свете… Когда она клялась мне – я готов был поверить… Но очень скоро мой посол при Австрийском дворе сообщил о некой женщине. Ей было восемнадцать лет, когда она появилась в Бордо и стала выдавать себя за незаконную дочь австрийского императора. Самое удивительное – все банкиры ссужали ей деньги. По требованию императрицы Марии-Терезии ее выдали австрийцам, и те посадили ее в тюрьму. Это было в 1769 году. Через полгода она соблазнила начальника тюрьмы, и он помог ей бежать. Это случилось как раз в 1770 году, то есть когда Алин впервые появилась в Генте, где действительно соблазнила голландского купца, умершего под именем Эмбса… Самое удивительное – я все это знаю, но тем не менее ей верю… Потому что порой среди безумных, нелепых выдумок, которыми были полны ее рассказы, в них начинала проглядывать какая-то таинственная правда. Например, она сказала мне, что до десяти лет воспитывалась при Русском дворе. Я говорил с прусскими дипломатами, жившими в то время в Петербурге, и все они утверждали, что при дворе воспитывалась девочка, которую представляли «близкой родственницей императрицы Елизаветы» и которая вдруг исчезла, когда ей исполнилось десять лет. Эту девочку поручили воспитывать Иоганне Шмидт, любимой наперстнице императрицы. Имя этой Шмидт в последнее время очень часто мелькало в рассказах Алин вместе с другими удивительными подробностями жизни императрицы Елизаветы… Нет, я не знаю, кто она… Я все время думаю… и не знаю. Но одно знаю: я хочу, чтобы она вернулась, несмотря ни на что!

– Я сделаю все, Ваше высочество, чтобы она вернулась в Оберштейн, – с чувством сказал Рибас.

– Я был рад нашей беседе. Увы, граф Рошфор меня покинул. А мне так нужно с кем-то о ней говорить. Я не могу о ней не говорить!

Лимбург встал, подошел к бюро, взял лист бумаги и торопливо начал писать.

Из последнего письма князя Лимбурга, отправленного им своей невесте:

«Из-за вас я отказался от множества выгодных партий и теперь до конца дней намереваюсь жить в одиночестве. Вы не только совершенно расстроили мое состояние – вы навлекли на меня презрение всей Европы. Ваши бесконечные похождения сделали меня посмешищем в глазах моих родственников. Но вы знаете мою вечную присказку: «Нельзя ненавидеть того, кого любишь». Коли вы готовы отказаться от своего прошлого и если впредь не станете поминать никогда о Пугачеве, Персии и прочих такого же рода глупостях, знайте, что вас всегда ждут в Оберштейне».