В августе 41-го. Когда горела броня - Иван Кошкин Страница 24

— Слышь, мать, ты бы не материла мне командира, а? — Симаков говорил медленно, подбирая каждое слово. — У него, между прочим, с Украины еще рана на теле. И мы не оттуда, — он махнул рукой на запад, — бежим. Мы туда едем. Чтобы драться. Вот если обратно побежим — можешь нам в глаза плевать…

— Да нужны вы мне тогда будете, — махнула рукой колхозница и повернулась, чтобы уходить.

— Эй, командир! — донесся из-за танка веселый голос Безуглого. — Пить хочешь? Тут вода вкусная.

— А мне жрать хочется, — добавил невидимый Осокин. — Со вчерашнего вечера ничего не жрал, уже кишки поют.

— Куда в тебя, Васька, столько помещается, ну ведь шкет мелкий, — подумал вслух радист.

— Я расту, мне кушать надо, — невозмутимо ответил водитель.

Лязгая бидоном, оба танкиста обошли танк и нос к носу столкнулись с колхозницей.

— Э-э-э, — озадаченно начал Безуглый. — А что тут у нас происходит?

— Шефская встреча «Село — фронту», — мрачно ответил Петров. — Грузите бидон и поехали, пока нам тут глаза не заплевали.

Только тут он заметил, что женщина встала как вкопанная и, не отрываясь, смотрит на Осокина.

— Господи, — прошептала она. — Ну пацаненка-то куда тащите?

Водитель умылся у колодца, и теперь, своим детским каким-то лицом, комбинезоном не по размеру, он и впрямь казался подростком.

— Я — не пацаненок, — спокойно сказал механик, залезая на лобовую броню.

Крякнув, Осокин принял у радиста бидон и опустил его на свое сиденье, затем сам нырнул в люк и с грохотом заворочался внутри танка.

— Ладно, чего время терять, — вздохнул Петеров. — Сашка, полезай, помоги ему. Да поедем пожалуй.

— Подождите, — сказала вдруг женщина и быстрым шагом направилась к ближайшей избе.

Командир и наводчик забрались в башню, Осокин наконец пристроил куда-то бидон и теперь осторожно газовал.

— Смотри, командир, она обратно идет, — кивнул Симаков.

Колхозница возвращалась, прижимая к груди что-то, завернутое в холстину.

— Заранее, что ли, плюнуть хочет, — пробормотал комроты, когда та подошла к танку.

— Вот, возьмите, — женщина протянула сверток Петрову. — Вы же, наверное, голодные. Там хлеб, сало копченое и яйца вареные.

— Чего этот вдруг? — ляпнул Симаков.

Женщина махнула рукой.

— Да у меня самой и муж, и братья, и старшенький в армии. Может, и их кто покормит. Вы уж простите меня, родные, что я так на вас… — она вдруг отвернулась и вытерла глаза краем косынки. — Вы, главное, живыми возвращайтесь. У меня три дочери подрастают, за кого я их выдавать буду?

В этот момент Осокин дал газ, и «тридцатьчетверка» медленно поползла по улице. Петров оглянулся в последний раз — женщина, имени которой он даже не успел спросить, стояла у забора и смотрела им вслед. Под свист невесть откуда взявшихся пацанов танк, набирая скорость, прошел по улице, волоча за собой измочаленную березу, и въехал в лес. Старший лейтенант внимательно оглядывался, но никаких признаков того, что в этом лесу, большом, надо признать, сосредотачивается для наступления целая дивизия, он пока не видел. Решив поупражняться, командир закрыл башенный люк и принялся крутить перископ, пытаясь разобрать что-нибудь в мелькании стволов и ветвей.

— Командир, — микрофон делал голос радиста почти неузнаваемым. — Тебя комбат вызывает.

— Давай.

Петров прижал наушник рукой, чтобы лучше слышать, и сквозь треск разрядов до него донесся голос Шелепина:

— Петров, вы где там, на Урал поехали?

— Нет, не на Урал, — поневоле улыбнулся старший лейтенант.

— Тогда где вас черти носят? Давайте быстрее, вы мне нужны. Поворот не пропустите, мы там все распахали, да еще патруль стоит. Все, жду вас, конец связи.

Связь прервалась, и в этот момент танк резко встал.

— Осокин, в чем дело? — рявкнул Петров. — Я из-за тебя чуть башкой не приложился.

— Кажется, приехали, товарищ командир, — ответил водитель.

Старший лейтенант открыл люк и высунулся из танка. Только тут он увидел, что машина давно уже въехала в расположение пехотинцев. По обе стороны от лесной дороги кипела работа — красноармейцы рыли окопы, где-то раздавался стук топоров — то ли сооружали засеку, то ли строили блиндажи. Метрах в двадцати артиллеристы маскировали полковые пушки. Старший лейтенант отметил про себя, что работа организована хорошо — не было напрасной беготни, никто не орал, каждый был занят своим делом. На танк никто не обратил внимания, за час с лишним до этого тут прошел целый батальон.

Осокин остановил машину перед развилкой — следы танков уходили по левой дороге, и там же стоял пост, судя по всему, тот самый, о котором говорил комбат. Петров вылез из танка и подошел к начальнику поста — молодому, только что из училища, младшему лейтенанту. В другое время комроты обязательно перекинулся бы с пехотинцем парой слов, но комбат высказался совершенно недвусмысленно, и следовало поспешить. Пока экипаж отцеплял от танка березу, старший лейтенант выяснил, что до расположения танкистов всего-то метров пятьсот, после чего велел начальнику поста оттащить дерево с дороги и, не слушая его возмущенных воплей, забрался в танк. Судя по всему, младший лейтенант за время учебы не научился как следует оценивать расстояние, потому что «тридцатьчетверка» прошла по лесу по меньшей мере километр, пока Петров не увидел на обочине двух бойцов в черных комбинезонах. Свернув на узкую просеку, еще через метров тридцать оказались в расположении батальона. Надо было отдать должное комбату, за полтора часа танкисты замаскировали машины так, что ни с дороги, ни, тем более, с воздуха, обнаружить их было невозможно. Приказав отогнать танк к остальным машинам роты, Петров пошел доложиться Шелепину. Комбат и комиссар стояли около КВ и, судя по разложенной карте, держали военный совет. Вернее, майор держал совет сам с собой, а комиссар лишь глубокомысленно кивал, чем доводил и без того раздражительного комбата до белого каления. Петров как раз собирался доложиться, когда Шелепин вдруг с размаху треснул кулаком по броне и заорал:

— У тебя свое мнение есть, ты, старый политработник?

Старший лейтенант заметил, как экипаж комбата, отдыхавший возле машины, тихонько поднялся и отошел к танку комиссара.

— Мое мнение ты уже слышал, — невозмутимо ответил Беляков. — Я считаю, что это авантюра.

— Хорошо, твои предложения? — зло спросил майор. — А то кто-то мне не далее как утром что-то там про оппозицию говорил…

— Я считаю, что атаковать нужно по полю. Утром, после артподготовки…

— И положить там весь батальон, — скучным голосом подытожил комбат. — Эти поля — очевидно, танкоопасное направление, и будь уверен, они это прекрасно понимают. Вон, спроси у пацана, — он кивнул на переминающегося с ноги на ногу Петрова. — Как они с нашими коробками бороться умеют. Легкие вообще до немца не доедут.