Последний атаман Ермака - Владимир Буртовой Страница 24

Казаки, которые десятками первые сделали свои залповые выстрелы, теперь, словно на учебном поле, прицеливаясь в гарцующих на месте всадников, открыли стрельбу друг за другом, выбивая из кучи одного противника за другим, и когда на землю свалилось до десятка воинов, остальные, не дожидаясь своей доли свинцовых зарядов, поспешили тем же путем отойти подальше, за роковую черту досягаемости прицельного огня.

— Пали по войску! — командовал атаман, перебегая от одного куста к другому и внимательно наблюдая за перемещениями татарских всадников. — Не давай им опомниться! Пали всяк, кто успел зарядить запасную пищаль!

— Татары спешиваются, атаман! — этот выкрик с правого края ставки от Ивана Камышника заставил Матвея перебежать на сторону их невысокого вала. Действительно, оставив коней у канатов, большая группа татар краем вдоль оврага, на бегу стреляя из луков по невидимым за кустами казакам, устремилась в сторону бывшей ставки Карачи, криками подбадривая себя и своих соратников.

— Спокойно, братцы! Неспешно целясь, палите по ним! Пеший не так скоро доберется до сабельной рубки! Только не высовывайтесь излишне, чтобы не словить татарский подарочек с гусиным оперением!

Подбадривая казаков, Матвей Мещеряк и сам не забывал, что у него одна заряженная пищаль на спине, а другая в руках. Он встал на колено, привычным движением бывалого ратника прицелился в крупного татарина в красивой собольей шапке. Он бежал впереди, беспрестанно оборачивался и звал за собой других. «Должно, мурза какой-то», догадался Матвей и решил остановить вожака. Его противник только на несколько секунд задержал бег, чтобы выпустить стрелу, как быстрая пуля ударила ему в живот. Натянутая тетива отброшенного лука швырнула стрелу вверх, стрела удачно пролетела сквозь крону зеленого вяза, блеснула на солнце кованым наконечником и унеслась влево от стана.

Казаки теперь стреляли выборочно, целясь в перебегающих татар, в то же время успевая пригнуть голову за насыпной вал, чтобы вражеская стрела пронеслась мимо, сшибая чуть подвядшие листья с их маскировочных кустов. Не упускал из вида атаман и тех конных татар, которые числом до сотни человек после залпа полусотни окончательно смешались в нерешительности у канатов, видя, что от огненного боя несут такие потери, и в то же время опасаясь, что впереди в густом разнотравье казаки могли подготовить какие-нибудь новые ловушки, хотя бы и в виде невысоких, остро заточенных кольев, упав на которые не только всадник, но и конь уже не поднимется.

Должно быть, именно такие опасения заставили князя Карачу дать сигнал своему войску оставить попытку уничтожить крепко засевших в его бывшей ставке казаков. Подбирая раненых и убитых, конники отошли к опушке леса и заклубились вокруг своего правителя.

— Не по зубам Караче казацкий сухарь пришелся, малость пообломал клыки! — сбалагурил Ортюха Болдырев, поглядывая на татар поверх насыпного вала, привычно заряжая горячую от частой стрельбы пищаль. — Ишь, шушукаются теперь вполголоса, чтобы мы не прознали про их коварство! Похоже, черти возят жерди, хотят ад городить! — под смех казаков проворчал Ортюха, указывая рукой на постоянно перемещающихся у опушки конных татар. — Куда теперь кинется Карача? На Кашлык, альбо сызнова на нас? Тимоха! — крикнул он Приемышу, которого старый казак врачевал, посадив на примятую траву — татарская стрела пронзила ему левую руку у самого плеча, и ему делали тугую повязку из чистой белой холстины.

— Чего тебе? — отозвался Тимоха, морщась от боли. — Забыл, как звать? У атамана поспрошай, напомнит!

— Ты бы не валялся на траве, подобно сытому лежебоке, радуясь второй раз и почти в то же место татарскому гостинцу, а сбегал бы к Караче да поспрошал ласково, можно нам к обеду приступать, аль чуток погодить, и его к скатерти расшитой дожидаючи?

Казаки, довольные успешным отражением первого налета татар, — кто один раз утром бит, весь день будет оглядываться! — посмеялись шутке Ортюхи, а Тимоха, не обижаясь на товарища, ответил:

— Вот кончит Омелька возиться около моей руки, сгоняю к татарскому князю. Только б ты, Ортюха, в Иртыше морду свою от пороха отмыл, а то больше на трубочиста похож, а не на гостеприимного казака.

— Э-э, Тимоха, пошел в попы, так служи и панихиды! — посмеялся Ортюха. — Коль стал казаковать, не миновать пороха нюхать! А Караче наш порох явно не по нутру, не скоро прочихается!

Матвей Мещеряк улыбнулся на слова Ортюхи, сказал Ивану Камышнику, который подошел и остановился около атамана:

Крепко осерчал на нас Карача, очень крепко! Лучшую сотню воинов из охраны здесь потерял, да гораздо больше при наскоке убитыми да ранеными. Добре за казаков Ивана Кольцо помстили, но еще не полной мерой!

Иван Камышник хмуро сдвинул густые кустистые брови, из-под нависшего на лоб волнистого чуба посмотрел на татар, которые мало походили на войско, выстраиваемое к новому нападению, ответил:

— Расшиби гром Карачу натрое, он теперь как тот былинный путник на распутье в неведении, куда податься — и в Кашлык не пробиться, и нас в Иртыш ежели и собьет, то добрую половину войска потеряет, потому как не на ягнят наскочил волк зубастый, убедился только что. Самое лучшее для него — отойти в свои улусы и сил поднабраться.

— Быть тебе воеводой, Иван, по твоим здравым рассуждениям, — пошутил Мещеряк, в душе соглашаясь со своим десятником. — Пождем малость, поглядим, что надумает Карача.

Казаки, среди которых оказалось семеро раненых стрелами, трое из них довольно сильно, но не смертельно, как заверил атамана казак Омелька, перезарядили пищали и теперь спокойно наблюдали за поведением татар.

Карача не разбил себе шатра на дальней опушке, недалеко от дороги на Бегишев городок, воины не разводили костров готовить обед, стало быть, долго стоять здесь не собираются. Словно услышав добрый совет казацкого десятника Камышника, Карача, не оставив даже малого прикрытия перед мысом, пополудни повел своих всадников на юг, в сторону Бегишева городка, а над полем, где лежало более полусотни убитых коней, под легкими кучевыми облаками начало кружить воронье в предвкушении богатого пиршества.

— Слава Господу, да и нам немножко! — радуясь такому обороту событий, трижды перекрестился Матвей Мещеряк. — Теперь и перекусить княжескими дарами не грех, а то у меня кишки в животе начинают браниться, словно неуживчивые соседи друг на дружку через ивовый плетень! Федотка! — позвал атаман молодого казака Цыбулю, который старательно чистил пищаль после недавней стрельбы. — Собери на рядне, коль Карача доброго стола не оставил, перекусим да и покумекаем, что дальше делать! Не забудь дать что-нибудь и татарскому толмачу Байсубу, авось еще живым пригодится для атаманова спроса.

Вихрастый Федотка, зная, в каком шатре у Карачи хранились припасы, живо выложил на несколько расстеленных по траве ковров съестное, которое не надо было готовить, — хлеб, копченое мясо, вяленую рыбу, целую корзину крупных бухарских яблок. Казаки кружком, кроме оставшихся в карауле, уселись вокруг и без мешкотни переложили пищу с одного места в другое, более приспособленное для перетаскивания, а ближе к вечеру, когда солнце готовилось опуститься за далекими от Иртыша горами Каменного Пояса, казаки и стрельцы, сидевшие в Кашлыке, радостными криками приветствовали возвратившихся с Саусканского мыса своих товарищей.