1905 год. Прелюдия катастрофы - Алексей Щербаков Страница 24

И вот на этом марксистском небосклоне появился некто Великий и Ужасный. Владимир Ильич Ульянов (Ленин).

Тот самый Володя Ульянов.

Когда был Ленин маленький, С курчавой головой, Он притворялся валенком А был такой крутой! (народное).

О Ленине писать трудно. Про него столько написано глупостей — как апологетических, так и наоборот — что через них очень сложно продраться. Так что будем начинать с самого начала.

Борцы с масонами любят упоминать «еврейское происхождение» В. И. Ульянова. Да, он на четверть еврей. Но только вот в чем беда: его дедушка по матери, Н. К. Бланк, был крещеным с рождения. В христианскую веру перешел еще его отец, который, кстати, соплеменников жутко не любил. В Российской империи понятия «национальность» не существовало, имелась лишь графа о вероисповедании. Так что всерьез обсуждать происхождение Ленина могут лишь нацисты.

Еще один миф, выросший вообще‑то из анекдота советского времени и развитый нашей, извиняюсь за выражение, интеллигенцией. Дескать, Ульянов стал революционером, обидевшись за казнь старшего брата. Безусловно, это оказало на него определенное действие, иначе и быть не могло. Но мстят, знаете ли, не так. Если б он хотел отомстить, то тоже пошел бы в террористы.

Во время учебы в гимназии не наблюдалось у Владимира Ульянова и особого интереса к революционным идеям, а уж тем более к марксизму. Так что фраза нашего присяжного гимнописца «он с детских лет мечтал о том [31]» не имеет под собой ничего, кроме поэтической фантазии. Нет, Володя разделял господствовавшие в гимназиях неопределенно — оппозиционные настроения, но тогда их чуть ли не все в этой среде разделяли.

Повторюсь, казнь брата несомненно произвела на юного Ульянова определенное впечатление. Но знаменитая картина художника Белоусова «Мы пойдем другим путем» — это тоже творческая фантазия. «Руководством к действию» для него это печальное событие не стало.

Впервые он вляпался в неприятности в 1887 году, уже будучи студентом Казанского университета, когда там начались очередные студенческие беспорядки. К их организации Ульянов особо отношения не имел, да и не мог. Первокурсник — он и тогда был первокурсник. Салага.

Отступление. Студенты.

«Студенческие истории» постоянно сопровождали историю России весь предреволюционный период. Так что об этой среде стоит рассказать поподробнее. Тем более, что тогдашние студенты сильно отличались как от современных, так и от студентов «периода застоя».

Начнем с того, что обучение повсеместно было платным. Зато выпускники гимназий в университеты могли поступать без экзаменов (а вот в Политехнический или в Институт путей сообщения — не могли. Кстати, в обоих вузах требовали очень серьезного знания физики и математики — гимназической программы не хватало. Реалистам там было проще [32]). Девушек в вузы не принимали. Смольный институт, о котором так любят ностальгически упоминать, никакого отношения к профессиональному образованию не имеет — он готовил состоятельных домохозяек. Зато существовали женские курсы — их слушательницы составляли со студентами одну среду. А вот учащиеся военных училищ были отгороженной от всех кастой.

Прием без экзаменов определял некоторую беззаботность при выборе специальности. Те, кто учился в 70–80 годах XX века, это понимают — тогда во многих вузах приемные экзамены являлись, по сути, фикцией. Вот и в дореволюционное время нередко, проучившись пару семестров, ребята понимали, что попали куда‑то не туда — что вообще‑то весьма способствует развитию бунтарских настроений. Если нет интереса к учебе, значит, куда более привлекает разнообразная общественная жизнь. Опять же напомним — и в советские времена кто‑то учился, кто‑то днями напролет болтался в курилке.

Конечно, активную бунтарскую позицию занимали не все. Были прагматики — трудяги. Имелся и небольшой, но очень заметный слой «белоподкладочников», тогдашней «золотой молодежи», которые от вузовской общественной жизни дистанцировались. Причем далеко не всегда это были дети богатых родителей, но те, кто стремился принадлежать к этой группе (а сейчас — не так, что ли?) Но всё‑таки их было мало.

Впрочем, сторонников активной жизненной позиции насчитывалось тоже не очень много, однако имевшихся «активистов» хватало, чтобы доставлять администрации и властям регулярную головную боль. Хотя каждый студент при поступлении давал подписку, что обязуется не участвовать в «предосудительных обществах» и прочих конфликтах — но на это все плевали.

Стоит сказать и о материальном положении студентов. Оно бывало разным, но как правило, особенно в столицах — не очень хорошим. Подработать было непросто. Студентов в Петербурге и Москве много, к тому же распространенную в наше время «работу по свободному графику» тогда не очень понимали.

Конечно, Родион Раскольников — это крайность. Но представьте приезжего молодого парня в «блестящем Петербурге» с его многочисленными соблазнами. У всех ли найдутся силы экономить? Вот именно. Гарин — Михайловский в повести «Студенты» описывает эпизод, когда трое разгильдяев элементарно не могут выйти на улицу, потому что продали старьевщику всё, включая штаны. Некоторые, впрочем, выкручивались. Профессор Н. А. Башилин писал, что в свою студенческую юность он и его приятели подхалтуривали, клепая книжки про «великого сыщика Ната Пинкертона», «похождения Рокамболя» (бесконечный цикл о приключениях великосветского мошенника) и тому подобное. В Петербурге и Москве существовало множество контор (издательствами эти заведения назвать трудно), которые тискали подобную продукцию.

Обычно студенты объединялись в землячества, которые часто являлись, так сказать, межвузовыми. Это были неофициальные структуры, но на них администрация закрывала глаза. (К примеру, в Петербурге в начале XX века большим влиянием пользовалось очень сплоченное украинское землячество.) Это способствовало общению студентов разных вузов и как следствие — распространению «самиздата». Кстати, ребята тогда были не ленивые. Один из тогдашних студентов вспоминал, что переписал от руки «Манифест коммунистической партии» Маркса и Энгельса — не такое уж маленькое произведение, заметим. Хотя никаким революционером он не был, а просто хотелось иметь собственный экземпляр, несмотря на то, что за хранение таких произведений можно было вылететь из вуза. Но вот хотелось.

Одной из форм студенческой деятельности были сходки — вузовские, факультетские, земляческие. Далеко не всегда они носили «крамольный» характер, но революционерам на таких собраниях выступать было очень удобно. Вузовское начальство и давившая на него охранка пытались эти сборища ограничивать, например, требовали присутствия представителей администрации — что давало новый повод к недовольству.