Лжегерои русского флота - Владимир Шигин Страница 24

В своих воспоминаниях Фельдман подробно рассказывает, как он случайно узнал о приходе броненосца в Одессу, как случайно приехал в порт в студенческой фуражке, как случайно попал в идущий на «Потёмкин» катер, в котором так же случайно познакомился с Матюшенко, как случайно оказался на броненосце и так же совершенно случайно попал на заседание судовой комиссии, в состав которой, к своему полному удивлению, сразу же и вошёл. В общем одна сплошная случайность. Увы, во всё это никак не верится. При всей своей политической наивности потёмкинцы, и в том числе Матюшенко, не были полными идиотами, чтобы назначать своим руководителем первого прискакавшего к ним одесского студента. На самом деле всё было решено заранее, и решено совсем иными людьми, а не Матюшенко с Фельдманом. Последние лишь выполнили в данном случае указание сверху.

Прибыв на броненосец, Фельдман, по его словам, увидел следующую картину: «Из первых же разговоров на корабле стало ясно, что положение тут не такое простое, каким оно казалось со стороны. Вместо ожидаемого энтузиазма мы встретили здесь серый приём и неопределённое настроение. Матросы как будто сами были удивлены своим делом, не свыклись ещё с новизной положения, не зная ещё, что делать, куда и с кем идти».

Вот как описывает Фельдман своё знакомство с командой «Потёмкина»: «В задних рядах кто-то крикнул: „Долой вольных!“ Это был сигнал, его подхватило несколько голосов в противоположном конце помещения. Шептуны были расставлены умело. Хор их голосов нарастал слаженно. Он увлекал за собой колеблющихся. Выкрики усиливались. Голоса ударялись о стальные стены и потолок батарейной палубы, отражались, неслись отовсюду. Помещение было слабо освещено. Создавалось впечатление, что вся команда против нас. Если „организованным“ не удастся отбить эту атаку, нам придётся покинуть корабль… Как ветром сдуло с Дымченко обычное выражение добродушия. Он стал похож на заправского унтер-офицера. Начальственно загремел его голос „Смирно!“» На этом вся матюшенковская демократия собственно и закончилась.

Проходит день, и снова команда поднимается против Фельдмана с Березовским Снова предоставим слово Фельдману: «Команда в массе своей была ещё политически неопытна и кондуктора искусно играли на её предрассудках. Когда кто-нибудь из членов „тройки“ (Матюшенко, Фельдман, Березовский. — В.Ш.) брал слово, они кричали: „Долой вольных!“» Разумеется, потом Фельдман пишет, как своими пламенными речами он пробудил любовь матросов к себе, но в это как-то не очень верится.

Судовая комиссия целыми днями заседает в адмиральском салоне. Заметим, что из адмиральского салона был сразу же выброшен за борт портрет Николая Второго, но портрет князя Потёмкина при этом остался на своём месте. Очевидно, ничего плохого в деятельности светлейшего революционеры для себя не усмотрели.

Интересно, что в своей книге Фельдман проговаривается о планах создания всё той же Южнорусской республики под эгидой Бунда, т.е. о фактическом расчленении России. Он пишет: «Занятый агитацией на корабле, я не присутствовал на совещании потёмкинской комиссии с приехавшими на корабль уполномоченными всех одесских социал-демократических организаций (большевики, меньшевики, Бунд). Когда я вошёл в адмиральскую, где происходило заседание, оно уже заканчивалось. Товарищи Афанасий и Наташа энергично призывали матросов захватить город. Наташа — пламенная большевичка Дальника — предложила следующий план. Броненосец высадит немедленно десант. Под его охраной тысячи рабочих, ожидавших матросов в порту, построятся в колонны и понесут тело Вакуленчука на кладбище через весь город. По дороге рабочие и матросы начнут братание с войсками. Соединёнными усилиями они захватят правительственные учреждения, арестуют одесские власти и провозгласят южно-русскую республику. Комиссия ответила отказом. „Количество матросов на корабле, — говорили члены комиссии, — строго соответствует его нуждам. Кроме того, в десант должны войти самые сознательные боевые матросы. Это неизбежно вызовет упадок духа команды, а может быть и потерю броненосца“».

Заметим, что за десант высказываются только понаехавшие на корабль революционеры всех толков. Из команды их поддерживает только один Матюшенко, все же остальные члены судовой комиссии против. Местные революционеры требовали от Матюшенко высадить в город десант 300–400 человек. Матюшенко поначалу был за десант, но потом резко поменял своё мнение и выступил против, ссылаясь на то, что на корабле должна была быть полная команда. Разумеется, слова Матюшенко просто отговорка. Но почему такой деятельный и всегда решительный Матюшенко вдруг отказался от активных действий на берегу, ради которых, собственно, и привёл броненосец в Одессу. Причина могла быть здесь только одна — Матюшенко совсем не был уверен в команде «Потёмкина», не без оснований полагая, что высаженный на берег десант сразу же разбежится в разные стороны и сдастся властям, после чего уже сдаваться придётся и самому кораблю. Количество преданных ему людей не превышало нескольких десятков, и если на корабле этим количеством сторонников ещё как-то можно было контролировать ситуацию, то в случае организации десанта это было уже невозможно.

Любопытно и то, что во время обсуждения, высаживать десант или нет, в адмиральский салон вошёл представитель команды, который заявил, что команда категорически выступает против присутствия «вольных» на корабле и требует их удаления. Несолоно хлебавши, всей революционной братии пришлось убраться восвояси. Матюшенко удалось отстоять лишь двух, тех, кто изначально и был определён на восставший броненосец устроителями южно-русской республики — Фельдмана и Березовского.

Далее Фельдман с горечью отмечает: «Мы убеждали матросов сойти на берег и примкнуть к восставшему народу, но матросы отказывались покинуть корабль и сойти на берег, чтобы вместе с рабочими захватить город, повелеваясь своему сознанию». Матросы не поддались и уговорам Фельдмана стрелять по городу, а кроме этого воспротивились и поднятию красного флага на «Потёмкине».

В своих воспоминаниях Фельдман, как только может, открещивается от своего эсеровско-бундовского прошлого, выдавая себя даже не просто за социал-демократа, а за самого правоверного большевика. Он поносит своих однопартийщиков эсеров. Особенно смешна сцена, когда эсер Шестидесятый грозит утопить прибывшего на лодке представителя эсеров, заявляя, что он большевик. Если бы история сложилась так, что к власти в России пришли эсеры, книга Фельдмана, думается, выглядела бы по-иному, в ней герои эсеры изгоняли бы незадачливых большевиков.

Судовая комиссия «Потёмкина» вынесла решение никого больше не допускать на корабль. В результате не смогли попасть на него член Одесского большевистского комитета Хрусталёв и известный революционер-большевик Губельман (Ярославский). Они тоже торопились на броненосец, чтобы возглавить мятеж, но их опередили более предприимчивые. Фельдман оказался шустрее Губельмана. Лодку же, в которой плыл Губельман-Ярославский, обстреляли с «Потёмкина» из винтовок, таким образом Фельдман с Березовским боролись с конкурентами. Не испытывая более судьбу, будущий главный атеист СССР повернул восвояси.

«Решительное вмешательство „Потёмкина“ в разгоревшуюся борьбу могло обеспечить, — сетовал впоследствии большевик Губельман-Ярославский, — захват города в течение двух-трёх часов. Для этого было достаточно под прикрытием корабельной артиллерии высадить матросский десант и вооружить рабочих винтовками и револьверами из запасов „Потёмкина“. Захват полицейских участков и арсеналов мог дать оружие новым отрядам готовых к борьбе рабочих, и перед мощью и революционным энтузиазмом пролетарской армии не устояли бы ни казачьи отряды, ни немногочисленные ещё войска с их не оправившимся от растерянности начальством. Переход в руки восставших Одессы — крупнейшего и главного в Причерноморье портового и рабочего города, обеспечив решительную консолидацию сил на „Потёмкине“, содействовал бы и резкой активизации революционных сил на кораблях эскадры, которая неминуемо должна была бы присоединиться к „Потёмкину“».