Последний день СССР. Свидетельство очевидца - Андрей Грачёв Страница 24

Со времени переезда советского правительства, возглавляемого Лениным, из Петрограда в Москву в 1918 году у России осталась только одна столица и, соответственно, единственный Кремль, который надо было как-то поделить. Практически сразу после своего избрания на пост президента России Ельцин начал проявлять признаки нетерпения. Его стремление подчеркнуть свою новую роль усиливалось тем фактом, что, в отличие от Горбачева, избранного Президентом СССР Верховным Советом, он сам получил мандат из рук российского народа.

Признаки этого нетерпения проявлялись по-разному. Одним из первых предложений, сделанных Ельциным Горбачеву, было организовать на Красной площади военный парад, чтобы отметить его избрание. Горбачев предложение отклонил, но Ельцин нашел способ отомстить, добившись принятия российским парламентом решения прекратить автоматическое перечисление в союзный бюджет налогов, собираемых на территории России.

Другим поводом показать всей стране и миру свой равный союзному президенту статус национального лидера стал приезд в конце июля в Москву американского президента Джорджа Буша. Игнорируя все нормы дипломатического протокола, Ельцин предложил, чтобы приглашения на все официальные мероприятия визита – приемы и другие – были подписаны им совместно с Горбачевым, давая понять, что Буша принимают оба политика. (Примечательно, что, в отличие от бланков приглашений, тексты важнейших соглашений по ядерному разоружению, которые должны были подписывать советский и американский президенты, его не интересовали.)

Явно недовольный тем, что и это его предложение было отвергнуто, Ельцин нашел другой способ доказать свой президентский статус. Во время официального приема в Кремле в честь Буша, организованного от имени Президента СССР, ко всеобщему удивлению, он попросил мэра Москвы Лужкова сопроводить к столу свою жену, а сам, взяв под руку Барбару Буш, провел ее в зал приемов.

Эти выходки, казалось, не производили особенного впечатления на Горбачева, который лишь воспользовался ими, чтобы в беседах с Бушем попытаться объяснить ему всю сложность своей задачи не только по примирению интересов разных республик, составляющих советскую вселенную, но и учету личных амбиций их лидеров.

Во время одного из разговоров с Маргарет Тэтчер Горбачев вспоминал знаменитую фразу генерала де Голля, сетовавшего на то, что ему сложно управлять страной, «в которой существует более ста сортов сыра». «Можете себе представить, госпожа премьер-министр, – сказал он Тэтчер, – уровень моих проблем, когда мне приходится иметь дело со страной, где больше ста национальностей». «Тем более когда в этой стране нет сыра», – прошептал соседу подслушавший этот разговор советник Горбачева…

Роковой август

В начале августа, несмотря на то что с начала 1991 года волны страстей, кризисов и конфликтов продолжали бушевать по всей стране, проглянула надежда на возможность политического урегулирования. У Горбачева были основания рассчитывать на достижение «исторического компромисса» между основными соперничающими силами и на то, что страна сможет пройти испытание перестройкой, избежав столкновения радикалов из противостоящих лагерей, не рухнув в гражданскую войну и не скатившись к развалу на местные уезды.

Конечно, экономический кризис продолжал углубляться, и надежды Горбачева на новый план Маршалла со стороны западных партнеров, о котором он вел разговор с лидерами «Большой семерки» в Лондоне в июле, не оправдались. Вместе с тем, казалось, всем было понятно, что преодолевать этот кризис проще вместе, чем порознь, соревнуясь друг с другом.

Очередной тактический триумф притупил бдительность Горбачева и привел к тому, что он проигнорировал тревожные сигналы, начавшие поступать к нему с разных сторон. Один из них со ссылкой на свои источники в окружении Крючкова передал ему А. Н. Яковлев.

Впоследствии, встретившись с «кротом», я получил подтверждение его информации. На ее основе Яковлев написал Горбачеву: «По моим данным, правыми силами ведется подготовка госпереворота с намерением установления в стране полуфашистского режима. Ваш проект, представленный в 1985 году, будет решительно осужден, против Вас лично и Ваших сторонников будет развязана компания очернения и репрессий».

Горбачев успокоил своего друга, считая, что он надежно защищен от любых авантюр «пактом о примирении», заключенным им с Ельциным и другими республиканскими лидерами. Несколько дней спустя схожая информация поступила из совсем другого источника – от американского посла в Москве Джека Мэтлока.

Тогдашний мэр Москвы, входивший в окружение Ельцина, Гавриил Попов, воспользовавшись приемом в американском посольстве, дал понять послу, что хочет с ним поговорить наедине. Поднеся палец к губам, он написал на клочке бумаги, что «против Горбачева замышляют переворот». Включившись в игру, Мэтлок, не произнося ни слова, прислал ответ: «Кто за ним?» Попов написал имена: «Павлов, Крючков, Язов, Лукьянов». Изумленный Мэтлок поставил большой вопросительный знак перед именем Лукьянова – Председателя Верховного Совета и давнего друга Горбачева. Попов кивнул в знак подтверждения.

Передав эту информацию в Вашингтон президенту Бушу с просьбой сообщить ее Ельцину, находившемуся в это время в США, Мэтлок от себя приписал, что такой сценарий представляется ему маловероятным. Буш в ответ поручил ему передать информацию Горбачеву без ссылок на ее источник.

На следующий день Горбачев принял его в компании с Черняевым. Поприветствовав «товарища посла» и выслушав его, Горбачев попросил передать его благодарность Бушу за истинно «дружеский жест», однако заверил Мэтлока, что все находится под контролем.

Находясь на грани нервного и физического истощения, Горбачев тем не менее был удовлетворен. Он считал, что главные риски остались в прошлом. Позднее он сравнит облегчение, испытанное им после достижения договоренности в Ново-Огареве, с эмоциями пассажиров самолета, взлетавшего в известном советском фильме-катастрофе. Взлет происходил в тот момент, когда из-за начавшегося землетрясения под самолетом уже разрушалась взлетная полоса и рушилось здание аэропорта. Ему не терпелось отключиться от всех забот хотя бы на пару недель и провести их вместе с Раисой Максимовной в кругу семьи.

«Холостой» путч

В разных странах в народных календарях месяцы или сезоны называют по имени фруктов или цветов, с которыми их ассоциируют. В советском календаре не было, как в японском, «месяца цветения сакуры» или, как у французов, «сезона вишни». Зато был навсегда ставший «Красным» октябрь, а после 1968 года август превратился в «месяц танков».

Был ли путч действительно неизбежен? Зная задним числом о тех катастрофических последствиях, которыми он обернулся не только для судьбы Советского Союза и лично Горбачева, но и для самих его организаторов, не надо удивляться тому, что после его провала появилось немало версий альтернативного развития событий.

Черняев считал, что, если бы Горбачев не уехал 4 августа в Форос, у путчистов не хватило бы решимости организовать заговор против него в Москве. Ведь, не имея возможности объявить его «неспособным по состоянию здоровья» исполнять функции президента, они должны были бы действовать так же свирепо, как чилийские генералы против Сальвадора Альенде в 1973 году ^[1]. Зная личные качества и уровень этих людей, такое трудно себе представить.