Владимир Мономах. Между историей и легендой - Дмитрий Боровков Страница 24

Пока князья пытались навести порядок в Поднепровье, военные действия перекинулись в Северо-Восточную Русь, где одни из волостей были зависимы от Олега Святославича (Рязань и Муром), а другие – от Владимира Мономаха (Суздаль и Ростов). Вопреки условиям Стародубского мира, Олег Святославич решил продолжать сопротивление, однако сведения о его дальнейших действиях после ухода из Стародуба расходятся.

По одному летописному свидетельству, которое расположено перед рассказом о походе на Киев Тугоркана, Олег «вышел из Стародуба и пришел в Смоленск, и не приняли его смоленцы, и пришел к Рязани» ^[161], а по другому летописному свидетельству, расположенному далее, после пространного комментария о людях, заклепанных в горах на краю света Александром Македонским, «Олег обещал пойти к брату своему Давыду в Смоленск, и прийти с братом своим в Киев, и договор заключить, но не хотел того Олег, а придя в Смоленск и взяв воинов, пошел к Мурому, а в Муроме был тогда Изяслав Владимирович (второй сын Мономаха. – Д. Б.)» ^[162].

Текстологическое объяснение этого противоречия, как появившегося в результате соединения двух слоев летописного текста, отражающих разные этапы формирования Начальной летописи, дано А. А. Шахматовым ^[163]. Согласно ему, второе упоминание о походе Олега к Смоленску являлось позднейшим, появившимся в результате редактирования «Повести временных лет» в 1118 г. Такой же «вторичный» слой присутствует и во второй части летописной статьи 6603 (1095/96) г., данной не по мартовскому, а по сентябрьскому календарному стилю, где описываются события лета 1096 г., из которых мы узнаем о новом раскладе сил, который, по-видимому, был вызван новой строптивостью новгородцев, выгнавших княжившего у них Давыда Святославича. «В конце того же года пошел Давыд Святославич из Новгорода в Смоленск; новгородцы же пошли в Ростов за Мстиславом Владимировичем. И, взяв, привели его в Новгород, а Давыду сказали: «Не ходи к нам». И воротился Давыд в Смоленск, и сел в Смоленске, а Мстислав в Новгороде сел. В это же время пришел Изяслав, сын Владимиров, из Курска в Муром. И приняли его муромцы, и посадника схватил Олегова» ^[164].

Это дополнение, упоминающее князя Изяслава Владимировича, органично сочетается с информацией, помещенной во второй части статьи 6604 (1096/97) г., где говорится о том, что Олег все же сумел набрать воинов в Смоленске, чтобы пойти на Муром. Рискнем предположить, что позиция смолян была обусловлена тем обстоятельством, что, когда Олег впервые пришел к Смоленску, Давыд Святославич, который мог бы оказать содействие брату, еще княжил в Новгороде, а администрация Смоленска находилась под контролем его противников, что и обусловило враждебное отношение к Олегу горожан. Олег удалился в Рязань, принадлежавшую к его «отчине», – быть может, там он попытался собрать войско, когда в Смоленск прибыл Давыд Святославич, после того как его выгнали новгородцы. В этом случае Олег мог набрать воинов в Смоленске благодаря содействию брата и вместе с ними отправиться к другой своей «отчине» – Мурому, который захватил пришедший из Курска Изяслав. Подобное «предательство» можно объяснить как отсутствием возможности для горожан оказать сопротивление княжеской дружине, так и предположением о том, что прежде Муром подчинялся Владимиру Мономаху как князю Черниговскому, поэтому горожане не изъявили готовности защищать посадника Олега, когда власть перешла к нему.

Так был открыт первый этап военных действий в Северо-Восточной Руси, о котором в летописи сообщается следующее: «Пришла же весть к Изяславу, что Олег идет к Мурому, и послал Изяслав за воинами в Суздаль, и в Ростов, и за белозерцами, и собрал воинов много. И послал Олег послов своих к Изяславу, говоря: «Иди в волость отца своего к Ростову, а это волость отца моего. Хочу же я, сев здесь, договор заключить с отцом твоим. То ведь он меня выгнал из города отца моего. А ты ли мне здесь моего же хлеба не хочешь дать?» И не послушал Изяслав слов тех, надеясь на множество воинов своих. Олег же надеялся на правду свою, ибо прав был в этом, и пошел к городу с воинами. Изяслав же исполчился перед городом в поле. Олег же пошел на него полком, и сошлись обе стороны, и была сеча лютая. И убили Изяслава, сына Владимирова, внука Всеволодова, месяца сентября в 6-й день, прочие же воины его побежали, одни через лес, другие в город. Олег же вошел в город, и приняли его горожане. Изяслава же, взяв, положили в монастыре Святого Спаса, и оттуда перенесли его в Новгород, и положили его в церкви святой Софии, на левой стороне».

В данном фрагменте следует отметить признание «от-чинного» права, которое автор характеризует как «правду» (справедливость), противопоставленную «силе» или «множеству воев». Это свидетельствует о том, что к моменту появления текста «отчинный» принцип наследования волостей прочно вошел в политическую практику и не допускал исключений, что, в свою очередь, обуславливает позитивную характеристику Олега как борца за правду, что не свойственно предшествующим статьям летописи, где он выступает в качестве действующего лица. Однако характеристика Олега оказывается амбивалентной, так как в дальнейшем изложении событий его действия приобретают негативный оттенок. «Олег же по взятии города перехватал ростовцев, и белозерцев, и суздальцев, и заковал их, и устремился на Суздаль. И когда пришел в Суздаль, сдались ему суздальцы. Олег же, замирив город, одних похватал, а других изгнал и имущество у них отнял. Пошел к Ростову, и ростовцы сдались ему. И захватил всю землю Муромскую и Ростовскую, и посажал посадников по городам, и дань начал собирать. И послал к нему Мстислав посла своего из Новгорода, говоря: «Иди из Суздаля в Муром, а в чужой волости не сиди. И я с дружиною своей пошлю просить к отцу моему и помирю тебя с отцом моим. Хоть и брата моего убил ты, – неудивительно то: в бою ведь и цари и мужи погибают». Олег же не пожелал его послушать, но замышлял еще и Новгород захватить. И послал Олег Ярослава, брата своего, в сторожу, а сам стал на поле у Ростова. Мстислав же посоветовался с новгородцами, и послали Добрыню Рагуиловича вперед себя в сторожу; Добрыня же прежде всего перехватал сборщиков дани. Узнал же Ярослав, стоя на Медведице в стороже, что сборщики схвачены, и побежал в ту же ночь, и прибежал к Олегу, и поведал ему, что идет Мстислав, а сторожи схвачены, и пошел к Ростову. Мстислав же пришел на Волгу, и поведали ему, что Олег повернул назад к Ростову, и пошел за ним Мстислав. Олег же пришел к Суздалю и, услышав, что идет за ним Мстислав, повелел зажечь Суздаль город, только остался двор монастырский Печерского монастыря и церковь тамошняя Святого Дмитрия, которую дал монастырю Ефрем вместе с селами. Олег же побежал к Мурому, а Мстислав пришел в Суздаль и, сев там, стал посылать к Олегу, прося мира: «Я младше тебя, посылай к отцу моему, а дружину, которую захватил, вороти; а я тебе буду во всем послушен». Олег же послал к нему, притворно прося мира; Мстислав же поверил обману и распустил дружину по селам. И настала Федорова неделя поста, и пришла Федорова суббота (21 февраля. – Д. Б.), и когда Мстислав сидел за обедом, пришла ему весть, что Олег на Клязьме, подошел, не сказавшись, близко. Мстислав, доверившись ему, не расставил сторожей, – но Бог знает, как избавлять благочестивых своих от обмана! Олег же расположился на Клязьме, думая, что, испугавшись его, Мстислав побежит.