История Византийской империи. Том 3. Период Македонской династии (867-1057 гг.) - Федор Успенский Страница 23

Можно вообразить, как много обиды должны были причинить подобные упреки императору и патриарху, которые считали себя единственными стражами Церкви и блюстителями неприкосновенности ее. Злобные намеки на беспомощное положение империи перед мусульманами на море и на недавний набег Аскольда и Дира со стороны Черного моря, равно как насмешка над не оправдываемыми действительностью притязаниями императора на главенство в христианском мире, все это не может и в наших глазах считаться благородным политическим приемом и не совсем отвечало той действительности, которая раскрывалась перед взорами константинопольского руководителя церковной политикой. Разумеем рке вполне выяснившиеся к тому времени успехи христианской миссии в Моравии, в Киевской Руси и, наконец, в Болгарии. В Константинополе могли дать ответ на это письмо с большим достоинством, но папа не дождался письменного ответа: патриарха Фотия как раз в это время (864–865) занимало болгарское дело.

Вопрос о церковном влиянии в Болгарии, которая была вне границ империи, разрешался с точки зрения канонических правил ^[29], равно как с административной точки зрения о пределах церковных провинций, в пользу Византии. После того как в 730 г. Иллирик отошел к патриархату, нельзя было настаивать на солунском викариате, когда-то зависевшем от Рима, как упорно продолжал еще думать папа. И несомненно, было крупной ошибкой в дипломатии Рима связать вопрос о Фотии — личный и довольно не редкий в церковной практике вопрос — с делом о церковном влиянии в Болгарии. Правда, болгарский вопрос возник довольно неожиданно и сразу обострил отношения между Римом и Константинополем. Перед историком этот вопрос обнаружился уже совершившимся фактом, который имел свои последствия, выразившиеся в появлении нескольких исторических документов первостепенной важности. Между тем как в Риме ожидали ответа и готовили вновь множество грамот по тому же вопросу, в Константинополе разрешили дело об обращении Болгарии весьма поспешно, хотя нельзя сказать, что основательно. К 865 г. относится важный документ, именно послание патриарха к новообращенному князю Богорису, принявшему при крещении имя своего крестного отца, царя Михаила; дата же этого памятника в свою очередь подтверждается современной событиям латинской летописью Гинкмара, который под 866 г. сообщает о просвещении Богориса христианством и о крещении его как о факте, относящемся к предыдущему году (8). Таким образом, в 864–865 гг. князь Болгарии стоял уже на пути к введению христианства в стране и этим вопросом, очевидно, интересовались как западные, так и юго-восточные соседи его. В частности, о ближайшей исторической обстановке этого события нет современных византийских известий, за исключением окружного послания Фотия к иерархам Восточной Церкви, которым мы займемся ниже, и намеков на то, что крещение совершал посланный из столицы епископ. Как сейчас увидим, патриарх Фотий не имел достаточно времени войти в подробности церковной организации Болгарии и определить отношение ее к патриархату, вследствие чего возникли недоразумения, весьма осложнившие это само по себе простое дело. С политической стороны переход Болгарии в христианство сопровождался весьма либеральным актом византийского правительства, которое согласилось решить в пользу Болгарии спорный вопрос о границах, причем поступилось областью Загорье, владение которой расширяло на Черноморском берегу границы Болгарии до Бургаса. Что касается церковных отношений, здесь, по-видимому, сразу же обнаружилась разность воззрений на византийской и болгарской стороне.

Послание Фотия к новообращенному князю должно бы было выяснить точку зрения патриархата на взаимные отношения между империей и Болгарией по церковным вопросам (9), но в действительности оно оказывается весьма отвлеченным и малопригодным для выяснения нашей задачи. Первая часть письма догматического содержания, а вторая нравоучительная, отвечающая на вопрос, в чем заключаются обязанности князя. Если принять в соображение, что князь должен был вести ожесточенную борьбу с языческой партией, которая составила даже заговор на его жизнь, если вообразить себе, сколько затруднений предстояло устранить, чтобы приучить народ к новой вере (10) и предохранить его от религиозных влияний, привходивших с разных сторон, то, конечно, пастырское поучение Фотия должно оказаться мало соответствующим действительным потребностям Богориса. Весьма любопытно и то, что патриарх не отправил, по-видимому, в Болгарию достаточно духовенства и не закрепил за патриархатом влияния в новокрещеной стране. Тем не менее следует обратить внимание на то, что Фотий обращается к князю как к своему духовному сыну, как к благородному и истинному порождению его духовных болезней и дает понять, что он понес немало труда в деле обращения Болгарии (11).

Между тем уже в это самое время в Болгарии готовился совсем не предвиденный Фотием шаг, именно, если не начинались, то уже подготовлялись сношения с немецким духовенством и с латинской Церковью, имевшие целию приглашение в Болгарию проповедников для церковного устройства этой страны, т. е. именно то, что не вполне было устроено со стороны Византии. Об этом имеются весьма определенные известия, относящиеся к 866 и 867 гг., по которым легко восстановить внешний ход событий и показать их взаимную связь. Именно, у того же латинского писателя, на которого выше мы указывали, помещены известия о посылке из Болгарии посольства к Людовику Немецкому с просьбой прислать епископа и священников (12), а в Фульдской летописи записаны два факта, совершенно выясняющие переход Болгарии на сторону латинской Церкви:

«Болгарские послы пришли к королю в Реймс и уведомили, что князь их с немалым числом народа обратился ко Христу, и вместе с тем просили короля не отказать послать к ним способных проповедников христианской веры». Это было в 866 г., а в следующем году произошло следующее: «Король Людовик, удовлетворяя просьбу болгар, отправил к названному народу для распространения католической веры епископа Ерменриха с пресвитерами и диаконами. Но когда они прибыли туда, то найти, что посланные Римским первосвященником епископы наполнили уже всю страну, проповедуя и крестя» (13).

Никак нельзя думать, чтобы перемена настроения болгарского князя и обращение его к Западу по делам веры было легкомысленным и малопродуманным шагом или чтобы оно было следствием случайных разногласий с Византией. Богориса-Михаила занимал в это время не внешний только факт — устройство независимого патриархата и устранение на будущее время всякого влияния со стороны империи, так как в сохранившихся источниках нет указаний на попытки к тому ни со стороны патриархата, ни светского правительства, — а целый ряд административных, юридических и бытовых вопросов, разрешения коих он просил у папы. Об этом свидетельствует знаменитый в истории Болгарии памятник «Responsa ad consulta Bulgarorum», с которым ознакомимся ниже.

Несомненно, к тому же 866 г. относится важнейший с церковно-политической точки зрения памятник — окружное послание Фотия к представителям Восточных Церквей (14), в котором Константинопольский патриарх решительно и бесповоротно поставил вопрос о догматических разностях в вероучении Западной и Восточной Церкви, вместе с тем твердо установив воззрение на независимость Восточной Церкви от Западной. Это был смелый вызов, брошенный латинской Церкви, ставший основным документом в истории разделения Церквей и в дальнейшем самостоятельном бытии Восточной Церкви. Мы приводим его в главнейшей части его содержания.